прежде чем поворачивается к Бэйли. — Если ты не поедешь с нами, цирка больше не будет. И не спрашивай почему, они не сказали.
Она показывает на небо, на звезды за облаками.
— Они просто говорят, что для того, чтобы цирк существовал и дальше, ты должен быть там. Ты, Бэйли. Ты, я и Видж. Не знаю почему так важно, чтобы именно мы втроем, но это так. Если нас там не будет, все рухнет. Разрушение уже началось.
— Что ты имеешь в виду? С цирком же все в порядке.
— Не уверена, что это что-то такое, что может быть заметно со стороны. Это… Вот если бы одна из твоих овец заболела, я бы заметила?
— Вероятно, нет, — говорит Бэйли.
— А ты? — спрашивает Поппета.
Бэйли кивает.
— Вот так и с цирком. Я знаю, как это ощущается и сейчас такого ощущения нет и не будет некоторое время. Я могу сказать, что что-то не так, неправильно и я чувствую, что он разрушается, как торт, в котором недостаточно крема, чтобы он не распадался, но я не знаю, что это такое. В моих словах есть хоть какой-то смысл?
Бэйли лишь смотрит на нее, а она глубоко вздыхает прежде, чем продолжить.
— Помнишь тот вечер в Лабиринте? Когда мы застряли в комнате с клетками?
Бэйли кивает.
— Я никогда прежде не застревала в Лабиринте. Никогда. Если мы не могли найти выход из комнаты или коридора, мне стоило сосредоточиться, и я чувствую, где двери. Я могу сказать, что за ними. Я стараюсь не делать этого, потому что никакого удовольствия это не доставляет, но в ту ночь я попыталась, когда мы не смогли выйти и у меня не получилось. Эти ощущения становятся незнакомыми, и я не знаю, что с этим делать.
— Но что я могу сделать, чтобы помочь? — спрашивает Бэйли.
— Помнишь, ты единственный, кто смог в конце концов найти ключ? — говорит Поппета. — Я все время ищу ответы, что нужно делать, но ничего не становится понятнее, кроме тебя. Я знаю, что прошу многого, когда хочу, чтобы ты уехал из дома, от семьи, но цирк — это мой дом и моя семья и я не могу потерять его. Не могу, если есть хоть малейшая возможность это предотвратить. Прости.
Она садится на каменную стену, отвернувшись от него. Бэйли садится рядом с ней, продолжая смотреть на поле и овец. Некоторое время они не говорят ни слова. Овцы лениво ходят кругами, пощипывая травку.
— Тебе здесь нравится, Бэйли? — спрашивает она, оглядывая ферму.
— Не особенно, — говорит Бэйли.
— Ты когда-нибудь мечтал о том, что кто-нибудь придет и заберет тебя отсюда?
— Виджет рассказал? — спрашивает Бэйли, удивляясь, что мысль в нем так прочно засела, что стала очевидна и ее легко прочесть.
— Нет, — говорит Поппета. — Всего лишь догадалась. Но Видж попросил меня отдать тебе это.
Она достает из кармана крошечный стеклянный флакон и отдает ему.
Бэйли знает, что, несмотря на то, что флакон выглядит пустым, на деле это не так, но он слишком любопытен, чтобы не открыть его немедленно. Он достает крошечную пробку, радуясь, что она прикреплена к бутылке проволокой.
Ощущение внутри так знакомо, так уютно, узнаваемо и реально, что Бэйли может чувствовать шероховатость коры, запах желудей, даже болтовню белок.
— Он хотел бы, что бы у тебя была возможность забрать свое дерево с собой, — говорит Поппета. — Если ты решишь уехать с нами.
Бэйли заталкивает пробку обратно. Некоторое время они оба молчат. Ветерок треплет волосы Поппеты.
— Сколько времени у меня есть на раздумья? — спрашивает тихо Бэйли.
— Мы уедем сегодня, когда закроется цирк, — говорит Поппета. — Поезд будет готов еще до рассвета, хотя было бы лучше, если ты сможешь прийти раньше. Отъезд может получится немного… сложноватым.
— Я подумаю, — говорит Бэйли. — Но ничего обещать не могу.
— Спасибо, Бэйли, — говорит Поппета. — Можешь сделать одно одолжение? Если ты решишь, что не едешь, не мог бы ты тогда вообще сегодня в цирк не приходить? Пусть это будет прощанием? Я думаю, так будет проще.
Бэйли смотрит на нее растерянно, ее слова не мираж. Это даже страшнее, чтобы сделать выбор и уехать с ними. Но он кивает, потому что чувствует, что так надо.
— Хорошо, — говорит он. — Я не приду, если не поеду. Обещаю.
— Спасибо, Бэйли, — говорит Поппета. Она улыбается, хотя он не может сказать, счастливая это улыбка или нет.
И прежде, чем он собирается попросить ее, чтобы она попрощалась за него с Виджетом, если это потребуется, она наклоняется и целует его; не в щеку, как она делала множество раз до этого, а в губы, и Бэйли понимает, что готов следовать за ней куда угодно.
Ни слова не говоря, Поппета разворачивается и уходит. Бэйли наблюдает за ней до тех пор, пока видные ее волосы на фоне неба, потом он продолжает смотреть ей вслед; маленький флакончик зажат в его руке, а он все еще не знает, что чувствовать или делать, когда на размышления остается лишь несколько часов.
Позади него овцы, предоставленные сами себе, решают пройти сквозь ворота, чтобы побродить по полю на другой стороне.
Приглашение
Когда цирк приезжает в Лондон, Селия Боуэн идет в Отель Мидленд Гранд, несмотря на то, что искушение немедленно отправиться к Марко по адресу, указанному на визитке, столь велико.
Она не задает никаких вопросов у стойки.
Она ни с кем не разговаривает.
Она стоит в самом центре вестибюля, оставаясь незаметной как для персонала, так и для постояльцев отеля, проходящих мимо нее, спеша в другие места, на другие встречи и в другие временные пристанища.
После того, как она простояла, как цирковая статуя, больше часа, к ней подходит мужчина в сером костюме. Пока она говорит, он слушает ее без какой-либо реакции, а когда она заканчивает, он лишь кивает. Она приседает в идеальном реверансе, потом разворачивается и уходит.
Мужчина в сером костюме стоит еще некоторое время незамеченным в вестибюле.
Перекресток I
Сбросить шляпу
В цирке всегда особенно празднично в канун Дня Всех Святых. Во дворе развешаны круглые бумажные фонарики, а тени танцуют на их белой поверхности, словно молчаливые унылые лица. Для зрителей у ворот в корзинах лежат кожаные маски черных, белых и серебристых цветов с завязывающимися ленточками, если те захотят их надеть. Порой бывает трудно отличить обыкновенного зрителя от циркового артиста.
