рычали. Но он выгнул спину и чуть приподнял верхнюю губу, показав свои клыки. Злобные враз притихли. Ну, и чего вы за мной гнались? Ал-то просто погулять вышел… Он демонстративно зевнул, улегся на вершине валуна и задремал…
Облачко поплыло дальше и открыло солнце. Ал зажмурился от яркого света и проснулся. Проснулся, не открывая глаз. Рука ощутила шерсть дохлого чудища… А может, уже не рука, а лапа? Ал про себя матюгнулся. Эх… Во рту стоял мерзкий привкус, будто после похмелья, каковым отроду не страдал. Он осторожно разомкнул веки, медленно поднял свою руку и облегченно вздохнул. Нормальная человеческая рука! Только вся в крови. Зрелище — само по себе не очень, а все одно — слава тебе, Господи!
А рожа? Физиономия небось размалевана, как у индейца… Он нехотя поднялся. Его пошатывало. Неровно ступая, Ал подошел к обрыву и стал подтягивать ведро, которое накануне так остроумно использовал вместо лифта.
Накануне? То есть вчера?! А кажется, сто лет прошло. Вытаскивая ведро, он оглянулся на мертвого Колю, и его чуть не стошнило. Бр-р-р… Надо бы закопать беднягу. От Коли взгляд последовал на избу, на распахнутую дверь. Ал досадливо поморщился. Тоже мне, благодетель… Хотел парнишку выручить, да, видать, по запальчивости загрыз. Что ж, зароем и его…
Ал щелкнул карабином, которым ведро крепилось на тросик, и первым делом прильнул к краю. От студеной воды заломило зубы, но тошнота и мерзкие ощущения сразу же прошли. Он поставил ведро, скинул куртку, за ней футболку и начал умываться. Не жалея себя, ухая и стеная, он обливался ледяной водой, яростно тер тело, словно пытался содрать кожу.
Постепенно Ал почувствовал, что более-менее обрел сознание и уже может кое-что соображать.
Он повесил ведро на место и снова наполнил его водой — еще пригодится. Обтираясь футболкой, пошел к домику. Внутрь заходить не стал — успеется. Он окончательно не отошел от всех кошмаров, чтоб получать новую порцию. Надо заняться делом. Ал швырнул майку у порога, а сам полез под стреху и достал лопату. Она хранилась там на случай зимы, если дверь занесет снегом и ее потребуется откопать.
Недалеко от того места, где лежал Коля, Ал снял верхний слой дерна и принялся рыть могилу. Он с силой вгонял лопату в землю, а сам размышлял. Что же с ним произошло?
Началось с того момента, когда он прильнул к Олежеку. На него снизошла благодать?! Да, жестокая, хищная, звериная, но — благодать же! Ведь он испытывал наслаждение, захлебывался восторгом, достиг высшего пика, когда всякое божье существо парит между небом и землей.
С ним творилось что-то неладное. У него обострился слух. Копал, а сам явственно различал, как шепчут березки и шелестят мохнатые ели. Даже трава стелилась с тишайшим шумом. А запахи? И что интересно, куда смотрел, то и пахло. Высунувшийся червячок издавал совсем иной аромат, нежели подгнивший корень. Даже стоя в земле по плечи, он знал, как быстро движутся по голубому небу белые облака…
Ал с удивлением осмотрелся. И правда, по плечи… Видать, копал с таким энтузиазмом, что не заметил, какую глубокую ямину вырыл. Пожалуй, хватит.
Он швырнул лопату в кучу земли, подтянулся на руках и выпрыгнул наружу. Тянуть долго не стал. Подошел к Коле, вцепился в его шерсть, без труда проволок пару метров, да и бросил в могилу. Мол-де, покойся с миром, браток Николай, Монах… животная тварь. Как жил, то и получил…
А вот к избушке спешить не стал. Отряхнул руки, посмотрел на них, учуял Колин звериный запах, решил помыть. Подошел к ведру, наклонил его, ополоснулся. Ал явно тянул время. Не иначе, проснулась совесть? Он даже ощутил внутри нечто, похожее на легкую зубную боль. Погладил мокрой рукой грудь и медленно направился к домику за футболкой, вытереться. Шел и жалел, что не курит. Было бы время на перекур…
Стоп, а твари?! Ал неожиданно вспомнил мохнатых чудовищ из леса, которые при виде его пустились наутек. Чего они испугались? Или тот же покойник Коля? Разве Монах при жизни, при человеческой жизни, с кем-нибудь считался? А тут оборотившись монстром, заискивающе скулил и ластился, как Ворошилов к Сталину…
Он неторопливо вытирал руки, как вдруг его новоявленный острый слух уловил тихий звук, похожий на вздох. Не выпуская футболку, Ал вошел в домик…
Ал стоял, как громом пораженный. Вначале он подумал, мерещится… Мало ли что — после яркого дневного света? Он зажмурился, потом открыл глаза, ничего подобного — они сразу привыкли к полумраку. А там, в полумраке избушки, на лежанке вместо мертвого паренька раскинулась девушка… Девушка! У мальчиков же не бывает грудей? А тут явно наличествовали…
Ал вспомнил, как разрывал мешающую джинсовую рубашку, но ничего подобного не ощущалось. Здесь же белела натуральная женская грудь! Не то, чтобы Голливуд — 90x60x90, — но все же…
Незнакомка спала или была без сознания. По крайней мере дышала, а значит, жизнь в ней присутствовала.
В полном недоумении Ал сделал пару шагов — избенка-то махонькая, кругом стены — и склонился над существом. Оно бесспорно походило на Олежека! Те же черты, только теперь несколько округленные, и волосы… Они отросли! От прежней Олежкиной коротюсенькой прически не осталось и следа! Не такие уж и длинные, но они вились по подушке, прикрывали лоб. Ал осторожно, кончиками пальцев отвел прядь в сторону. Олег, он и есть Олег! Никакого сомнения! Да только Олег ли? Может, и правда — Ольга?.. Имя, от которого Олежек свирепел, выхватывал пушку и мог прикончить.
Кстати, а где она, его пушка? Ага, вот, припрячем от греха подальше. Ал сунул пистолет к себе за пояс сзади и продолжил изыскания. Он чуть не присвистнул, но вовремя спохватился, когда перевел взгляд на шею. От страшных царапин не было ни следа. Лишь розовели небольшие полоски. Человек выздоравливал на глазах?
Ал немного отстранился. Данное тело было одето так же, как и Олежек. Ничего особенного. Джинсы, мягкие сапожки, куртка… А где куртка? Ясно, ночью, наверное, укрывался ею… Или укрывалась?.. Лежит, аккуратно сложенная, рядом на скамье. Только у Ала — футболка, а оно носило джинсовую рубашку, от которой остались одни ошметки.
Исследователь в упор смотрел на джинсы. Наконец, собравшись с духом, он предельно осторожно, буквально подушечками пальцев коснулся области ширинки…
Ал почему-то облегченно вздохнул. Никаких мужских выпуклостей он не обнаружил. Все было тихо, как в чайной долине. Вывод напрашивался сам по себе: перед ним была женщина. Молодая и симпатичная женщина.
Проще было бы, если бы она оставалась мертвым юношей. Ал выразил бы «глубокую» скорбь, закопал рядом с Колей — и пошел по своим делам. А тут живая баба, и не Аида. Впрочем, упокоенный Коля тоже не Радамес…
Ал сердоболием не отличался. Вырос он в коллективе, где главное — дисциплина и мужская солидарность. Мужская, потому что все — мужики. А тут — женщина! Ладно, пусть головная боль Ерему мучит, он постарается доставить ее в целости и сохранности.
Вишь, лежит обнаженная… Надо ее в порядок привести. Раны хоть и сошли, а все одно в крови, словно сама пиршествовала.
Ал принес воды, намочил носовой платок и протер обнаженную грудь. Приподнял за плечи — ух, и легонькая, зараза! — стараясь не смотреть на сиськи, аккуратно скинул клочья рубашки и накинул на нее свою футболку. Вновь уложил, снял сапожки. А ножка-то махонькая! Точно не мужская лапа.
Заметил, что в домике душно, вышел, раскрыл ставни, распахнул окошко. Оно подалось со скрипом, злобным стенанием — когда последний раз отворялось… Оля — Ал уже мысленно называл ее так даже не пошевелилась.
Дверь он оставил открытой — пусть продувает. Он еще раз вернулся в дом, взял со скамьи курточку, набросил на девушку. Направился было к свежевыкопанной могиле, как ощутил резкую пустоту в животе.
«Это ж сколько я не ел?! Лет восемь, наверное…»
Ал рассудил грамотно: Коле торопиться некуда, подождет, а он что-нибудь сообразит на предмет пищепрома, то есть промысла еды.
Быстро расчистил место для костерка, собрал сухой валежник, бросил несколько полешек, лежавших возле избушки и огонь, радостно взбрыкнув, запылал. Для человека, выросшего в лесу, развести костер —
