— нет теоремы.
На самом деле данные твари — вампиры — прекрасно устроились среди людей, попивают нашу кровушку и богатеют, поскольку отбирают достояние у убитых.
Фактов было приведено — море. В конце концов, продираясь сквозь сомнения, под «давлением доказательств» Ал с ними согласился. А иначе нельзя! Как можно, собираясь на войну, не верить в вероятность противника? Против кого выстраивать стратегию и тактику? Куда уходит осторожность? Моментально могут прихлопнуть. Поди тогда, докажи, есть они или нет…
Потому, подавив недоверие в зародыше, Ал начал слушать в оба уха. Если же какие сомнения и остались, то он решил испытать их на практике. Например, было непонятно — летают ли эти сволочи, так уж ли невероятно сильны и что, совсем не дышат? Отдыхая в гробах, или еще где, они, конечно же, мертвяки. А вот когда притворяются живыми, сердечко у них должно колотиться. Иначе как оно может стучать без кислорода? Специалисты так и не смогли ответить на этот вопрос.
Местные мудрые химики по просьбе Ала соорудили одно оружие — похлеще газового баллончика. Остается только его испытать… Может, потом и спецназ возьмет это ноу-хау к себе на вооружение, хотя лучше не надо — жуткая штука…
Был у Ала и личный консультант — Михаил Моисеевич Фишман. Как он представился, профессор психологии. Но, судя по выправке и цепкому взгляду, дома у профессора в шкафу наверняка висел китель с большими золотыми погонами. Годов ему было пятьдесят шесть, рост за метр восемьдесят, никакого брюшка, а рукопожатие было, как у медведя. Называл он Ала только Алексеем и на «вы»:
— Ваш скепсис, Алексей, мне понятен, но советую его немедленно отбросить. Ибо следствием станет беспечность и безрассудство. А это в вашем задании опасно и смертельно. То, что они никому не попадались — неправда. Я знал людей, выходивших на след вампиров, но они никогда не возвращались. И поверьте мне, Алексей, это были не сопливые мальчишки. Простите, но присутствующих я не имею в виду. Мне о вас достаточно известно, и я надеюсь, ваша необыкновенность может дать положительный результат. Люди, о которых я упоминал, были хорошо натренированы, не в одной операции проявили сверхчеловеческие возможности. Но, тем не менее, они были изначально людьми. Иначе говоря, с нормальной жизненной психологией и действовали, как им подсказывал разум. Вы в карты или другие азартные игры играете? — неожиданно спросил Михаил Моисеевич.
— Нет.
— Почему?
— Неинтересно. Я всегда выигрываю. А зарабатывать таким способом нет нужды.
— Знаю, что не бедствуете, а все-таки вы авантюрист. Да, Алексей? Я имею в виду, вы ведь азартны?
Он спрашивал с улыбкой, вызывая на откровение, но Алу и так нечего было скрывать. Понимал, с кем общается, потому ответил тоже с улыбкой:
— Не без этого.
— Вы обладаете отличным предчувствием и попадаете всегда в десятку. Вы правы, карточная игра — слишком мелко для вашей интуиции. Вам размах нужен. Да?
Последнее время Ал из дома не отлучался, поэтому Михаил Моисеевич был доставлен к нему в его казематы. Они сидели в кабинете при полном освещении, окруженные книгами и картинами. Но профессора уют насиженного гнездышка не привлекал, он не отрываясь смотрел на Ала. Нет, не в упор, как следователь на допросе, а с интересом и любопытством, словно перед ним был редкий экземпляр, который хотелось потрогать.
Ал кивнул и сказал:
— Дорогой Михаил Моисеевич, по идее мне бы хотелось покоя, тихого, мещанского покоя. Где-то текут мои денежки, доставляя мне довольствие и удовольствие, так что о заработке мне думать не надо. Значит, главное у меня — семья. Красавица жена, делающая свою карьеру, и сын. Необыкновенный сын, которого я хочу вырастить без всяких комплексов. Я же не чувствую себя уродом. Хотя я — чудище, результат опыта генной инженерии.
— Продолжайте…
— А все, Михаил Моисеевич, нечего продолжать. Нет покоя на нашей планете. Вам это без меня известно. А раз нет мира, у каждого из нас — своя война.
— Браво, Алексей, — улыбнулся загадочный профессор. — Опять вы — в десятку! Да, у каждого своя война. И как ни странно, хоть личная, хоть мировая, она происходит по одним и тем же законам, по экономическим. Отсюда зависть к чужому достатку, желание хапнуть больше и на чужом горбу в рай въехать… Но эти законы, как бы они ни были жестоки, человеческие. Они согласны с людским разумом, логикой и опытом. А те, против кого вы идете, вне этих законов.
Ал удивился:
— Не понял.
— Мне пришлось много на эту тему размышлять и я сделал кое-какие выводы.
— Интересно.
— Прежде всего, они — покойники, так сказать, шевелящаяся мертвая плоть. И тем не менее, они не лишены разума, то есть способны мыслить, разговаривать, общаться. Только делают это совершенно иначе, чем живые люди. Следите за идеей, Алексей. Наш ум порожден нашим бытием, развивается согласно законам общества и прогрессирует. А значит, человек — творческое и созидательное существо. Их разум не творит и не созидает, они же мертвяки! Я вам больше скажу, ссылаясь на ваш постулат, «у каждого своя война», они даже не воюют с нами.
— Не воюют?!
— А зачем? Все, что у них есть, они берут у нас. Кровь и кров, деньги и наслаждения. Хотя, в чем они находят наслаждения, я себе представить не могу. Ведь мертвецу не нужны ни вино, ни женщины, ни азартные игры, ни международные круизы. Вот, блин, загадка!
— Тогда в чем смысл их существования?
— Осмелюсь заметить, Алексей, они потребляют нас.
— Что-о?!
— Они относятся к нам, как вы, Алексей, к тем курочкам, которые бегают по двору, клюют зерно, несут яйца, дают вам возможность съесть «цыпленка табака» и спать на пуховой подушке. Но вы хоть им зерно сыплете, а вампиры себя и этим не утруждают.
Легкомысленное сравнение с курочками позабавило Ала.
— Простите, Михаил Моисеевич, вы солидный человек, сквозь пиджак на ваших плечах просвечивают очень крупные звезды. Вы так убедительны, но вовсе не похожи на сказочника.
— Знаете, Алексей, а я и не Оле Лукойе. Скажу откровенно, я беспокоюсь за вас. И на то есть веские причины. Я мог быть сказочником, если бы сам не столкнулся с подобным явлением. Правда, косвенно…
— Вы видели вампиров?
— Я сказал, косвенно. У меня был друг… Как вы понимаете, не одноклассник, не сокурсник, а боевой товарищ. Поверьте мне, он был одним из лучших. И это не «Альфа», не «Вихрь»… Это на порядок выше.
Михаил Моисеевич вопросительно глянул на Ала, готов ли тот слушать:
— Да! — торопливо кивнул Ал.
Он немного помолчал, подыскивая нужные слова, и продолжил:
— Случилось все давно, на закате социализма, и не у нас, а в Германии. В Демократической Германии, на юге, в горной местности, под названием Тюренгенский лес. И гор, и непроходимых дебрей там достаточно. Наша мобильная компания базировалась в одном из предместий немецкой столицы. Это было удобно, поскольку вся Европа считалась нашим регионом, а из Берлина мы махом могли добраться в любую ее точку. Каждое наше задание было неожиданным. И в тот раз нам велели скоренько собраться и двинуть в этот самый край — Тюренгенский лес. Ехали мы на военном «хаммере» и изображали из себя молодых, беспечных докторов Берлинского университета по части геологии. С немецким языком, как
