обычной человеческой схватке. А вот перед нечистью сплоховал. Еще дальше слышались крики, напролом сквозь кусты к нам спешил еще один товарищ. Однако к его приходу все было кончено. От вспыхнувшей женщины осталась горстка пепла — ни косточки. Утренний ветерок подхватил его и закружил, как обычную придорожную пыль. Но что нам до праха, все наше внимание было сосредоточено на обожженном друге. Он лежал без сознания. Мы осторожно подняли его и быстро двинулись к машине, чтобы потом на бешеной скорости доставить его в больницу.
— Он выжил?
— Нет.
— Значит не спасли…
— Почему не спасли? Спасли… Я и спас. Не смотрите на меня так удивленно, Алексей. Рассказ еще не окончен. В той маленькой больнице мы снова стали немецкими геологами. Его положили в отдельную палату, и я неотступно находился подле него. «Мишка, ты знаешь, кто это был? — смотрел он на меня широко раскрытыми глазами. — Вампиры, мать их ети! Самые натуральные вампиры!» «Спокойно, — уговаривал я его как врач. — Тебе нельзя волноваться». «Мишка! — шептал он лихорадочно. — Не будь идиотом, Мишка. Я умру, но вся беда в том, что эта тварь меня покусала. Миша, прошу тебя, когда меня не станет, вбей мне в сердце осиновый кол. Не хочу быть вампиром». «Что за бредни?» — говорил я ему, а сам понимал, нет, это далеко не так. От подобного можно с ума сойти. «Вобьешь, Миша? Пообещай». — «Обещаю». Когда «наши» из Берлина приехали, он уже скончался. Я не рыдал, не бился в истерике, и мне разрешили сопровождать его тело до базы. Там, в морге, я присутствовал при вскрытии, опять же, как человек с медицинским дипломом. Если бы не ожоги и следы непонятных укусов, он изнутри был здоров, как бык. Когда паталогоанатомы свою работу завершили, я напросился сам обмыть труп и привести его в порядок, на что получил согласие. Все ушли, и мы остались с ним наедине. Я не взял с собой осиновый кол. Зачем? Мне тоже было известно кое-что о вампирах. Я перекрестился, прошептал молитву, подошел к покойнику и сунул в растерзанную грудную клетку руку. Он открыл глаза и, как живой, посмотрел на меня. Я сказал: «Не дергайся! Дай мне выполнить обещание». Моя ладонь в резиновой перчатке нащупала сердечную мышцу. Рука мертвеца стала медленно подыматься, наверное, чтобы перехватить мою, но я сделал резкое движение и вырвал сердце. Его рука упала, а глаза потухли, теперь они бессмысленно таращились в потолок. После того, как тело было приведено в должный вид, я пошел на речку, там, в укромном уголке, разжег костер и бросил туда свою добычу. Сердце взорвалось, как граната, огнем мне даже опалило ресницы и брови…
Рассказчик смолк, но не хватало финала.
— Так чем дело закончилось? — неуклюже спросил Ал.
Михаил Моисеевич удивленно глянул, но быстро догадался, чего мне хочется.
— Ах, вот вы о чем! — он усмехнулся. — Я вас разочарую.
Жену того партийного босса звали не Клара, и никакой племянницы у нее в жизни не было. Но люди в том краю пропадать перестали.
— Удивительная история.
— Извините за каламбур, Алексей, но хотелось, чтобы она для вас была не удивительной, а убедительной.
— Вы сами в нее верите?
Честно говоря, Ал решил, что Михаил Моисеевич рассердится, стукнет кулаком по столу, обзовет его идиотом и обидится. Вот тогда Ал бы начал просить прощения, хватать его за полы пиджака, лить слезы раскаяния и, может быть, отказался бы от этой авантюры. Но нет, номер не прошел. Профессор хитро глянул на Ала, даром что психолог, и шутливо погрозил пальцем.
— Я вас понимаю, Алексей. Я сам никак не мог воспринять как реальность происшедшее со мной. Даже начальство, анализируя операцию, читая наши рапорты, не желало признать очевидное. Правда, я умолчал о том, что произошло с моим другом, и что я с ним сотворил. Но вряд ли мое откровение развеяло бы их сомнения. Дело уже закрывали, когда его вдруг затребовали с самого верха, а потом и меня самого. Вот тогда, дорогой Алексей, я поверил, что со мной произошло, и по-настоящему ужаснулся. Но ужасаться долго мне не дали, впрягли в работу, в результате чего я стал тем, кем я есть, — он подмигнул мне и скосил глаза на свои плечи, где подразумевались очень-очень большие погоны.
— А ваша подружка Роза так и пропала?
— Да. Или уползла зализывать раны, или сдохла в какой-нибудь сырой могиле. Не встречал… А встретил бы, промашки не допустил. Потому, Алексей, давайте вернемся к нашим баранам, чтобы вы держали ухо востро…
Снег под капюшон не проникал, глаза привыкали к темноте, а тело к пронзительному ветру. После машины Ал слегка озяб, но должен был чувствовать себя комфортно. Стоял, согревался. Малыш рядом колотил хвостом землю, скалил зубы и нетерпеливо посматривал на друга, мол, чего медлим? Ал же прокручивал в голове инструкции Михаила Моисеевича.
— Запомните, Алексей, они нелюди, а значит, нормальная человеческая логика для них неприемлема. Разум у них совершенно иной, чем наш. Разобраться, просчитать их ход бессмысленно, как понять поведение кошки. Попробуйте угадать, что у нее на уме, куда она двинется в следующее мгновение? Вампиры даже не имеют личности, Алексей. Личность умирает и восстановлению не подлежит. Они мертвяки! И если то, что вдруг начинает существовать среди живых, напоминает вам кого-то — всего лишь результат вашей человеческой психологии. Оно на самом деле другое…
— Не хотите ли вы сказать: что-то вселяется в покойников и, как роботами, управляет ими?
— На ваш вопрос у меня ничего конкретного нет. И почему они появляются, я не знаю. Ясно одно, они не Божьи создания. Да, они похожи на людей, но многие человеческие органы у них не функционируют за ненадобностью. Тем не менее, у вампиров отличный слух, они прекрасно ориентируются в темноте, стремительно двигаются, чуть ли не летают, и обладают дьявольской силой. Я думал, зачем нужна им такая сила? Сильный человек реализует себя в работе, спорте, сила дает ему чувство превосходства, и он может стать лидером. Но вампиру ничего подобного не надо. Он лишен всех этих человеческих качеств, включая честолюбие, зависть и тщеславие. Нет, сила ему необходима, но как примитивное средство для существования. А как открыть гроб, выбраться из могилы, отодвинуть каменную плиту? Или захватить жертву? Никто с радостью не подставит свое горло. Так что силой своей вампир пользуется по мере надобности. На досуге он гири не подымает, и на тренировки не ходит. Кроме того, вампир — мастер гипноза. В глаза ему смотреть не рекомендуется.
— А как вы тогда со своими приятельницами общались? Смотрели же на них…
— Может, потому и лопухнулись…
— Выходит, с вампиром сладить невозможно?
— Почему? Только в тех случаях, когда вы не подготовлены. Например, пошли с девушкой на кладбище ночью… Ладно, не до шуток. Несмотря на неверие в них, люди все же с вампирами сталкивались, кое в чем разобрались и нашли средства зашиты. Вампиры, как порождение тьмы, прежде всего, боятся атрибутов веры. Крест, икона, святая вода, молитва, серебро…
— Я слышал, что серебряные пули только против оборотней?
— Серебро, Алексей, считается чистым металлом, Божьим. Если вампиры от серебряного креста и такого же кинжала шарахаются, то почему их пуля не возьмет? Впрочем не буду огульно утверждать, я лично по ним огонь не открывал. Да, насчет огня! Открытого пламени вампиры боятся панически, вспыхивают, как спички, и сгорают дотла. Будто из пороха состоят. Даже мы тогда заметили, что девушки к костру не приближались.
— А чеснок, Михаил Моисеевич, или осиновый кол?
— Естественно. Запах чеснока вызывает у них смертельную аллергию. И про осиновый кол верно подметили. Но попадать им в сердце надо с первого удара. Со второго — уворачиваются.
— Еще зеркала…
— А что зеркала? Вы знаете, эта нечисть в них не отражается. Данный оптический эффект я объяснить не могу. Может, вам удастся?
— Так ведь амальгама из серебра!
— Опять торопитесь, Алексей. Амальгама — это сплав ртути с другими металлами.
