— Сначала Колиньи. Первым приедет он по праву королевского вассала. С Жанной будет труднее, она суверенная государыня и вольна в своих поступках. Вот если бы…
И Екатерина загадочно улыбнулась.
— Что «если бы», ваше величество?
— Если бы найти ей любовника… нашего человека, вы понимаете меня? В его объятиях Жанна забыла бы всякую осторожность. Но… — и королева-мать рассмеялась, покачав годовой, — с королевой Наваррской такие номера не пройдут. Скорее Сена потечет вспять, нежели у этой надменной еретички с каменным сердцем объявится любовник.
— Сена не потекла вспять, государыня, а между тем королева Наваррская влюблена. Я сам был свидетелем этого.
Екатерина широко раскрыла от удивления глаза и уставилась на собеседника так, словно не Франциск де Монморанси, а ее покойный супруг Генрих II, восстав из могилы, сидел сейчас перед ней.
— У Жанны Д'Альбре любовник?! Вы понимаете, что вы говорите, герцог?
— Тем не менее, это так. Об этом судачит уже вся Ла Рошель. Скоро об этом заговорят в Париже, тем более что избранник ее сердца очень хорошо всем известен.
— Кто же он? — не скрывая неподдельного интереса, спросила королева-мать и буквально впилась глазами в Монморанси.
— Это бывший капитан моих гвардейцев, а ваш преданный слуга Франсуа де Лесдигьер, граф де Сен-Пале.
Ее брови так и остались высоко поднятыми, а на губах промелькнула хищная улыбка:
— Граф? Значит, она подарила ему графство в обмен на его любовь?
— Здесь не тот случай. Графом он стал около полугода тому назад, а их объяснение в любви произошло совсем недавно. У них чистая и бескорыстная любовь без всякого расчета и тайных мыслей.
— Удивительно…
Некоторое время Екатерина молчала, задумчиво глядя перед собой, потом произнесла:
— М-да, вот так новость вы привезли нам с юга, герцог… Очень жаль, что я не сумела удержать его тогда подле себя. Всему виной король, это он отпустил Лесдигьера. Я всегда мечтала видеть рядом с собой этого человека и нашла бы ему не менее достойную партию, а потом сделала бы его герцогом и маршалом.
— Вы полагаете, королеве Наваррской трудно будет сделать то же самое?
Екатерина ничего не ответила, только сосредоточенно о чем-то думала, подперев рукою подбородок. Потом проговорила, внезапно оживившись:
— Оно быть может и к лучшему, герцог. Отдавшись беззаветно любви, женщина обычно утрачивает остроту мысли и становится бездеятельной.
— Вряд ли это можно отнести к Жанне Наваррской. Она ни при каких обстоятельствах не потеряет холодного и здравого ума, да вы и сами это прекрасно знаете.
— Знаю. Но теперь буду более рьяно настаивать на этом браке. Я позову Колиньи, он сумеет ее уговорить. Приедет ее сын, а следом за ним и она. А вместе с нею приедет и Лесдигьер, которого, и я должна вам признаться в этом, люблю, чту и ценю больше всех своих придворных. Впрочем, что я вам говорю, вы и сами так думаете, ведь он служил у вас. А пока я пожелаю им большой и пламенной любви. Это поможет мне вернуть его ко двору, ведь Жанна всего лишь женщина, а на ложе любви любая женщина, будь то даже королева Наваррская, неизбежно теряет добрую половину рассудка. Хорошо, что мы в свое время отобрали Марго у Гиза, черт знает, до чего они могли дойти в своих шашнях. С этими принцами шутить не стоит и не позволять им чересчур возвышаться, иначе они сами сядут на престол, женив одного из них на принцессе Валуа. А-а, видели бы вы лицо кардинала, когда я предложила ему обсудить брак Маргариты с Наваррой. Это было чудовище, изрыгающее пламя вместо слов! Он-то, наверное, и подложил своего родственника в постель к моей дочери. Нет, все, этот брак решен, и я тотчас займусь переговорами с папой и с самой Жанной. Надо подключить к этому еще и кардинала Бурбонского: уж кому-кому, а ему сподручнее всего будет хлопотать за своего племянника.
В конце ноября 1570 года королевский двор собрался в Мезьере, что около сорока пяти лье от Парижа, по случаю бракосочетания короля Карла IX и младшей дочери Максимилиана II Елизаветы Австрийской из рода Габсбургов. Узнав о приближении к городу будущей королевы, Маргарита Валуа заперлась у себя в будуаре со своими фрейлинами и камеристками и принялась готовиться к торжественной встрече. Обычно своим туалетом занималась она сама, но тут ей захотелось поболтать.
— Бедная Франсуаза, — произнесла она, глядя на себя в зеркало, в то время как ее камеристки закручивали букли на ее парике, — представляю ее нетерпение, когда она мчалась в Париж из Ла Рошели. Говорят, ее Клод был любовником хоть куда. — Это было сказано в адрес герцогини де Лонгвилль, с которой Марго только что встречалась.
— За что и поплатился, — ответила ей одна из фрейлин, Мадлена де Миромон. — Нечего было заигрывать на виду у всего двора с Генриеттой Неверской!
— Теперь его брат Анри пообещал отомстить герцогу Неверскому, но в первую очередь поклялся убить Жана де Ману, которого герцог подослал к Клоду аж в самый Монконтур, — подала голос Рене де Риё.
— Вряд ли у него это получится, — встряла в разговор Луиза де Шарансонне, — ведь, говорят, Ману брал уроки у самого Лесдигьера.
— У Лесдигьера? — сразу оживилась Маргарита и тут же вспомнила, как в прошлом году ее брат Анжу привез пленника в Мец. — Того самого, что стал любовником королевы Наваррской?
— Да, мадемуазель. Жанна Д'Альбре совсем сошла с ума: на старости лет вздумала влюбиться!
— А я считаю, она правильно сделала, — произнесла Маргарита. — Какого черта, в самом деле, церемониться? Герцогине Д'Этамп уже шестьдесят пять, а она все еще имеет любовника. Что же, Жанне Д'Альбре в сорок лет постригаться в монашки? Re bene cognita[4] она сделала верный выбор.
— Тем более, — поддержала Маргариту Луиза, — Лесдигьер совсем не простой дворянин. Теперь он граф де Сен-Пале, а через год-другой станет герцогом. А если еще их высочество женит его на себе, то, черт меня возьми, он станет равным принцам крови.
— Как бы там ни было, а она опередила меня, — задумчиво произнесла Маргарита, — или, вернее, меня опередили обстоятельства. Ведь я только подумала и мысленно уже начала претворять в жизнь план порабощения этого дворянина, как он внезапно уехал, отпущенный из плена королем.
— Жанна не зря выбрала его, — подала голос Мадлена, — за таким рыцарем любая дама пойдет в огонь и в воду. Роста выше среднего, глаза голубые, красив как Нарцисс и отважен как Галаор. Это ли не мечта любой женщины? Тем более что сердце его стало свободным после гибели баронессы де Савуази.
— Да ведь и он не промах: куда замахнулся — на саму королеву Наварры!
— Ничуть не бывало, — возразила Рене, — это она его подцепила.
— Значит, она полюбила его, — мечтательно произнесла Маргарита, разглядывая себя в зеркало, — а потому стала мне вдруг очень симпатичной. Ее укоряют в безумстве? Не этому ли, в конечном счете, обязан мир своим счастием? Вот я еще никогда не любила, но как хотела бы я оказаться на месте Жанны Д'Альбре, чтобы понять, что это такое.
— Ах, принцесса, — высокопарно произнесла Д'Ампьер, — да неужто вы думаете, что она и взаправду полюбила его?
— Да, дорогая моя, именно так и бывает, — вздохнула Маргарита. — Когда-нибудь вы сами это поймете, когда влюбитесь так же, как влюбилась она. С отчаянием и страстью никогда до этого не любившей женщины, с болью в сердце и с криком души, который вырвался у нее как признание в своих чувствах.
— Как, разве она сама первая призналась ему в любви?
— А вы полагаете, что Лесдигьер дерзнул бы на такое? Она королева, и она не вправе была ждать от него первого признаний. Но она никогда не сделала бы этого, если бы не была уверена, что и Лесдигьер тоже тайно вздыхает и тоже любит ее. А коли так, то я от всей души завидую им. И да будут они счастливы
