Я рванулся к ней, схватил за запястья, оттащил от прекрасного, но жестокого растения и безжалостно тряс ей руки, заставляя бросить «добычу». В клетках коралла гнездились мельчайшие полипы, которые обстреливали Шерри зазубренными ядовитыми шипами. Она этого пока не чувствовала и недоуменно смотрела на меня круглыми испуганными глазами. Мы немедленно начали подниматься на поверхность, даже в панике не забывая элементарного правила – не опережать пузырьки выдыхаемого воздуха, а всплывать вместе с ними.
Всего по часам прошло восемь минут тридцать секунд – значит, мы провели три минуты на глубине сто тридцать футов. Я быстро рассчитал остановки для декомпрессии, понимая, что угодил между двух огней: кессонной болезнью и близящейся агонией Шерри.
В середине подъема лицо ее исказилось, дыхание нарушилось, сделалось неглубоким и прерывистым. Это могло сказаться на механической эффективности дыхательного клапана вплоть до прекращения подачи воздуха. Шерри выгибалась и корчилась, ладони покраснели, синевато-багровые рубцы, как от ударов плетью, проступили на бедрах – я благодарил Бога за гидрокостюм, защитивший торс.
Во время декомпрессионной остановки, когда до поверхности оставалось пятнадцать футов, она стала вырываться и бить ногами – пришлось сократить положенное время и продолжить подъем.
Как только наши головы вынырнули из воды, я выплюнул загубник и крикнул:
– Чабби! Скорее!
Вельбот стоял в пятидесяти ярдах с включенными двигателями. Чабби развернул лодку, и она понеслась вперед. Чабби передал управление Анджело, перебрался на нос и навис над нами коричневой громадой.
– Огненный коралл! Ей сильно досталось. Тащи! – приказал я.
Перегнувшись через борт, Чабби ухватился за тканые ремни на спине Шерри и, словно тонущего котенка, выдернул ее из воды. Стряхнув с плеч акваланг – Анджело выловит! – я забрался в вельбот. Чабби уложил Шерри на дно лодки и склонился над ней, обхватив руками, а она билась, стонала и всхлипывала от мучительной боли.
Отыскав аптечку под кучей снаряжения на носу, я негнущимися пальцами поспешно отломил кончик ампулы с морфием и набрал прозрачную жидкость в одноразовый шприц. Теперь, кроме озабоченности, во мне кипела злость.
– Дуреха! Зачем полезла? Совсем ополоумела?
Отвечать Шерри не могла – посиневшие губы тряслись, воздуха не хватало. Оттянув кожу на бедре, я вонзил иглу и ввел лекарство.
– Огненный коралл! Какой ты, к черту, конхиолог? Да любой ребенок на острове лучше соображает.
– Я не подумала…
– Не подумала она… – От ее страданий я еще больше завелся. – Чем ты вообще думаешь? Мозги куриные!
Я порылся в аптечке, ища антигистаминовый спрей.
– Всыпать бы тебе…
Чабби поднял голову и посмотрел на меня.
– Гарри, еще одно плохое слово – башку оторву, не обижайся.
Не слишком удивляясь, я понял, что так и будет. Как это делается, я видел – лучше не напрашиваться.
– Чем выступать, возвращался бы на остров, – огрызнулся я.
– Ты с мисс Шерри поласковей, а то надеру задницу так, что лучше б тебе самому на огненный коралл сесть.
Проигнорировав «бунт на корабле», я обработал спреем уродливые багровые рубцы, покрыв их защитной и облегчающей боль пленкой, взял Шерри на руки и держал, пока морфий не начал действовать.
Чабби доставил нас на остров. Я внес Шерри в пещеру – под воздействием лекарства девушка задремала. Всю ночь ее лихорадило. Один раз, в полубреду, она прошептала со стоном:
– Прости, Гарри. Никогда не занималась дайвингом в коралловых водах, потому и не знала.
Чабби и Анджело тоже бодрствовали. От костра доносились голоса, и ежечасно один из них, предупредительно покашляв у входа в пещеру, озабоченно спрашивал:
– Как она, Гарри?
К утру худшее миновало. Там, где в кожу проник яд, высыпали неприглядные волдыри. Только через тридцать шесть часов мы снова вспомнили о заводи, но из-за неблагоприятного прилива возвращение пришлось отложить еще на сутки.
Драгоценное время уходило впустую. Быстроходная, мощная «Мандрагора» шла без задержек, и фора, на которую я рассчитывал, таяла с каждым днем.
На третьи сутки после полудня мы снова отправились в пролом и, рискнув, прошли по протоку в самом начале прилива, едва не цепляясь днищем за острые коралловые коряжины.
Шерри, все еще в немилости и с забинтованными руками, осталась в вельботе за компанию с Анджело. Мы с Чабби нырнули и по ходу быстрого спуска ненадолго задержались, чтобы выбросить первый указательный буй. Дно нужно было обыскивать методично, и, разбив всю площадь на квадраты, я помечал их надувными буйками на тонких нейлоновых линях.
За час работы очевидных следов кораблекрушения не попалось, хотя к некоторым нагромождениям коралла, поросшим морскими растениями, стоило присмотреться внимательнее. Я отметил их в подводном блокноте, прикрепленном на бедре. Запас воздуха в сдвоенных баллонах объемом девяносто кубических футов упал до критической отметки. Чабби расходовал больше меня – он гораздо крупнее и техника подводного плавания у него хуже, – поэтому я регулярно проверял его индикатор давления.
Мы начали подъем, добросовестно соблюдая декомпрессионные остановки, хотя Чабби, как обычно, выказывал нетерпение. В отличие от меня ему не доводилось видеть дайверов, которые слишком быстро поднялись на поверхность, отчего кровь начинала бурлить похлеще шампанского и можно было остаться инвалидом. А если воздушный пузырек попадает в мозг, последствия необратимы.
– С чем поздравить? – завидев нас, крикнула Шерри.
Я подплыл к вельботу и ткнул большими пальцами вниз. Неудача всех немного разочаровала. Мы выпили по чашке кофе из термоса, отдохнули, поболтали, а я выкурил сигару и пообещал, что первая находка не за горами.
Переставив клапаны на заправленные воздухом баллоны, мы с Чабби снова ушли под воду. На этот раз я собирался работать на дне не более сорока пяти минут – газ имеет свойство накапливаться в крови, и при повторных глубоких погружениях опасность возрастает.
Мы внимательно прочесывали бамбуковые заросли, осматривали глыбы коралла, зазоры и трещины. Каждые несколько минут, заметив что-нибудь примечательное, я делал пометку в блокноте, и поиск на участке, ограниченном указательными буйками, продолжался.
Сорок пять минут истекали. Я посмотрел в сторону Чабби, который ни в один гидрокомбинезон не влезал и нырял в старом шерстяном спортивном костюме. Продираясь сквозь подводный лес, он напоминал моих друзей-дельфинов – вот только их грации недоставало. Случайный луч света пробился сквозь колыхавшиеся над нами водоросли и скользнул по чему-то белевшему на дне. Я подплыл ближе и сначала принял это за обломок раковины моллюска, но потом обратил внимание на толщину и слишком правильную форму. Предмет врос в пласт коралла. Вытащив ломик из чехла на поясе, я выломал кусок фунтов пять весом с угнездившимся в нем белым фрагментом и опустил в сетчатую сумку.
Чабби не спускал с меня глаз. Я подал сигнал к подъему.
– Есть что-нибудь? – раздался голос Шерри.
Заточение на вельботе действовало ей на нервы – она стала раздражительной и нетерпеливой. Но пока не зажили нагноения на руках и бедрах, в воду пустить ее было нельзя – в такой среде открытые повреждения кожи поражает вторичная инфекция. Я лечил Шерри антибиотиками и старался не давать повода для вспышек дурного настроения.
– Не знаю.
Подплыв к лодке, я передал ей сетку, и Шерри тут же принялась разглядывать содержимое. Мы с Чабби перелезли через борт и освободились от снаряжения.
