оснований нет: не маленький, сам о себе позаботится. В горах с ним едва ли что-то могло случиться. Конечно, он мог сорваться с кручи и пораниться или даже погибнуть, но тогда пес не стал бы возвращаться домой, а сидел бы возле тела хозяина, по крайней мере пока голод не погнал бы его на поиски пропитания.
К тому же Немой Джо чем-то очень напуган, что тоже не работает на такую версию.
Джим вернулся на стоянку и решил обойти дом с тыла. Остается одно: Калеб затворился в своей лаборатории и гоняется за химерой, что манит, разоряет и губит его много лет. Этот странный парень охотится за всем, что бегает по земле, и боготворит все, что летает в небе; притом он один из немногих на свете, к кому Джим по-настоящему привязан. Именно он внушил Джиму мысль о красоте и величии полета, да так крепко внушил, что Джим ему первому поведал о своей мечте стать вертолетчиком. Не важно, что Калеб чокнутый мечтатель и невезение заложено в его генокод. Джим сделал иной выбор, желая получить все возможное, и как можно скорее, а пристрастие Калеба к электрической утопии было ему непонятно. Но не понимать и не принимать – не всегда синонимы.
Когда он проходил мимо «бронко», Немой Джо поднял голову, бросил на Джима через окошко тревожный взгляд и даже не подумал выпрыгнуть из машины. Джим свернул за угол дома и направился по тропинке к лаборатории. Шагая, все время прислушивался, не доносится ли оттуда шум, помешавший Калебу услышать дребезжанье своего пикапа.
Но и здесь ничто не нарушало мертвой тишины.
Солнце уже клонилось к закату, и Джим следовал за собственной тенью, пока она не наложилась на тяжелую деревянную дверь. К двери были прибиты цепи с кодовыми замками, что Джима совсем не удивило. Он знал, с какой маниакальной подозрительностью охраняет Калеб свои опыты и как эта мания вмиг улетучивается, если дело касается дома и прочего имущества.
Он несколько раз ударил кулаком по дереву – так, что заболела рука.
– Эй, ловец молний, ты здесь? Это я, Джим Маккензи.
Подождал несколько секунд – никакого ответа. И вновь его охватило неприятное, тревожное чувство. Он глубоко вдохнул и тряхнул головой, прогоняя видения. Затем подошел к окну, забранному тяжелой, частой решеткой. Она кончалась сверху почти у самой рамы, и, несмотря на свои метр восемьдесят пять, ему не удалось заглянуть внутрь. Сам не зная зачем, он ухватился за прутья и подтянулся.
То, что предстало его взору, выглядело по меньшей мере странно.
Тонны всякого оборудования, названия и назначения которого Джим не знал, но, если верить Калебу, оно призвано обеспечить ему богатство и славу. С тех пор как Джим был здесь в последний раз, количество аппаратуры значительно увеличилось. Наверняка его друг вложил во все это не одну тысячу долларов. А взамен имеет то, что имеет: обветшалый дом, пикап-развалюху, вагон разочарований и едкие насмешки окружающих.
Джим уже хотел спрыгнуть на землю, как вдруг заметил какую-то груду на полу под окном. Он с трудом просунул руку сквозь прутья, пытаясь ухватиться покрепче, а свободной рукой протер грязное окно. Солнце слепило ему глаза, но по очертаниям и цвету то была фигура человека, одетого в рабочий комбинезон. Человек скрючился на полу и как-то неестественно вывернул руку, прикрывая голову. Лица Джим не видел, но по всем признакам на полу своей лаборатории лежал Калеб.
Джим стал барабанить в стекло:
– Калеб! Эй, Калеб!
Видя, что лежащий не подает признаков жизни, Джим спрыгнул на землю и бросился к воротам. Он сразу сообразил, что тяжелую дверь с многочисленными запорами просто так не взломать. Выход один. Он добежал до пикапа и распахнул дверцу с той стороны, где сидел пес:
– Вылезай, приятель. Была не была.
Поняв, что дело плохо, Немой Джо без колебаний вылез и в несколько прыжков достиг веранды. Там он уселся и стал смотреть, как Джим обходит машину, садится за руль и заводит мотор.
Джим пристегнул ремень безопасности, знававший лучшие времена, в надежде, что он прочней, чем кажется, и рванул машину с места, раскидывая во все стороны гравий. На максимальной скорости он помчался к лаборатории, изо всех сил вцепившись в руль, словно боясь, что тот вот-вот развалится.
Дубовая дверь стремительно приближалась, пока не стали видны узлы дерева и нос пикапа не разнес в щепки этот надежный оплот лаборатории.
От удара лобовое стекло вмиг покрылось паутиной трещин и вылетело наружу. Джим непременно последовал бы за ним, если б не ремень безопасности, который все же оправдал себя.
С большим трудом он открыл дверцу, ринулся к пролому и, ворвавшись в лабораторию, утвердился в своих худших подозрениях.
Калеб Келзо лежал, уткнувшись лицом в пыльный пол; согнутой правой рукой он неловко прикрывал голову. Джим хоть и не был патологоанатомом, но по виду сразу определил, что электрический разряд от оборудования тут ни при чем. Если не считать нелепо вывернутой руки, тело осталось невредимым, словно бы Калеб упал, лишившись чувств.
Джим перевернул тело навзничь, ощущая некоторое смятение. Не то чтоб он боялся покойников – ему не раз приходилось участвовать в спасательных операциях и переносить трупы, – но сейчас происходящее казалось полнейшим абсурдом. Туловище перевернулось на спину, а ноги остались в том же положении. Когда Джим его переворачивал, у него возникло ощущение, что труп Калеба начисто лишен костей, как будто он кукла из папье-маше, на время возомнившая себя человеком.
Но главное – лицо…
Искаженное, с разинутым в немом крике ртом; в невидящих глазах дикий ужас и неприятие происходящего.
Как видно, ничего страшнее покойный не видел за всю свою жизнь.
Вокруг снова воцарилась абсолютная тишина, и в ней, где-то за спиной, леденящим кровь диссонансом раздался вой Немого Джо.
Глава 7
Джим сидел в ожидании на ступеньках дома. Напротив, на фоне кобальтового неба, медленно опускалось за горы красное солнце. Джим вздохнул. Пожалуй, нигде в мире не встретишь такой насыщенной цветовой гаммы, такого яркого театрального задника для драм и комедий, плавно переходящих одна в другую, откуда на него ни глянь – хоть сверху, хоть снизу. И был бы здесь рай земной, если б в эти декорации не попадали люди. Потому-то Джим и сидел на крыльце, наблюдая за их сменой в небе и стараясь не замечать того, что делается в двух шагах от него. Тут были все элементы людской жестокости: машины с включенными мигалками, полицейские в форме, фургон судебно-медицинской экспертизы, «скорая» с распахнутыми задними дверцами. В лаборатории мерцали отблески ксенона, освещающие сцену этой странной смерти.
Обнаружив тело Калеба, он позвонил в «911» и, по мере сил сохраняя спокойствие, уселся ждать, а по прибытии полиции отошел в сторону и стал прокручивать в мозгу образы происшедшего, зная, что вскоре ему придется отвечать на вопросы.
Немой Джо тоже успокоился и теперь лежал на теплой доске рядом с ним, видимо находя утешение в близости человека. Джим время от времени поглаживал пса, понимая, что в этих ласках Немой Джо обретает точку опоры.
Из-за угла дома появилась мужская фигура. Среднего роста, черноволосый, загорелый от солнца и смуглый от природы, в замшевой куртке и спортивных брюках, детектив Роберт Бодизен был его ровесником, и Джим знал его с незапамятных времен. В нем тоже текла частица индейской крови, правда по линии отца. По традиции навахов, в случае смешанных браков принадлежность к тому или иному племени определяется по матери. Таким образом, Джим считался прямым потомком навахов, Роберт же был по всем показателям белый, седьмая вода на киселе, хотя и довольно сносно объяснялся на языке дене.
Приехав в «Дубы» и застав Джима на пороге лаборатории, Роберт поглядел испытующе, словно
