шагов.
—
Кто знает? — повысил голос я и уставился на полицеймейстера Брокера.
Тот отрицательно покачал головой. Никто из присутствующих не ответил.
—
Тогда вот что! Вы двое, — я окинул взглядом Брокера и Дурасова, — немедленно доставьте сюда подполковника Касторского. И если поторопитесь, может быть, как-нибудь сумеете оправдать свое бездействие.
— Андрей, — произнес граф Ростопчин требовательным и одновременно доверительным тоном, — что в ней такого, в этой шпионке?
—
Простите великодушно, ваше сиятельство, — ответил я. — Я связан словом, которое дал его величеству.
—
Хорошо, пусть будет так, — недовольным голосом сказал граф. — Но сдается мне, что здесь вопрос чьих-то личных амбиций.
—
Неужели вы полагаете, что и светлейший князь сейчас занят чьими-то личными амбициями? — спросил я.
—
Не знаю, что и думать. — граф Ростопчин сокрушенно покачал головой. — Выходит, дело не в сведениях о подготовке сжечь Москву.
—
Ваше сиятельство, — сказал я, — мы сожгли Смоленск, мы оставляем руины за собой. Поверьте, Бонапарту хватит проницательности и без агентурных донесений понять, какую участь уготовили мы Москве.
—
Значит, дело не в Леппихе, — промолвил он. — Но зачем тогда понадобилась твоя затея с воздушным шаром?
—
И кто она? — поинтересовался принц Георг. — Что за дама?
—
Это, ваше высочество, та самая дама, о которой мы говорили с вами в Твери.
—
Это… это невероятно! — воскликнул принц Ольден- бургский.
—
И так бывает, — сказал я. — Позвольте спросить, ваше высочество, как ваша супруга ее высочество Екатерина Павловна?
—
Все хорошо, благодарю вас, — промолвил принц Ольденбургский. — Родила сына, мы нарекли его Петром.
—
Примите самые искренние поздравления!
—
Благодарю вас! И все же, граф, вы уверены, что эта дама…
Отворились двери, вернулся Булгаков, за ним в кабинет вошли полицеймейстер Брокер и начальник фельдъегерского корпуса подполковник Касторский. Александр Яковлевич протянул мне шпагу.
—
К сожалению, именно так. Это графиня Селинская. Селинская по мужу, — сказал я принцу Георгу и вздохнул. — Простите, господа, но я смогу раскрыть подробности только после доклада фельдмаршалу Кутузову.
—
Мы должны оказывать всяческое содействие графу, — напомнил принц Евгений.
—
Чем могу быть полезен? — спросил подполковник Касторский.
—
Я должен знать, где найти вашего агента Яковлева, — сказал я.
—
Моего агента? — замешкался подполковник.
—
Вашего, вашего! — нетерпеливо повторил я. — Яковлев Гаврила Яковлевич. Сыщик, который развозит зажигательные снаряды по тайникам и готовит команды поджигателей.
Подполковник Касторский перевел взгляд на генерал- губернатора. Тот кивнул. Николай Егорович нахмурился, показав своим видом, что подчиняется против своей воли.
—
Идемте со мной, — сказал он мне.
—
Простите, господа. — Поклонившись их высочествам и генерал-губернатору, я вышел следом за подполковником.
В приемной я столкнулся с полковником Парасейчуком и надворным советником Косынкиным.
—
Я с вами, — без церемоний объявил Олег Николаевич.
В глаза Вячеслава смотреть было стыдно, но, к моему удивлению, он встретил меня как старого друга.
—
Я кое о чем должен напомнить, — с заговорщицким видом произнес он.
—
Ты уж прости, что так вышло, — сказал я.
—
Да ты о чем?! — отмахнулся Косынкин. — Да всякое ж бывает! Я не в обиде! А Мохову и вовсе на пользу! Совсем он Настеньку затиранил!
Мы вышли на улицу.
—
Тут недалеко, — сказал подполковник Касторский. — Моя коляска к вашим услугам.
Как только мы тронулись, Косынкин обвел торжествующим взглядом меня и полковника Парасейчука и выдал:
—
Генеральное сражение произошло двадцать шестого августа!
—
Да. И что? — с недоумением воскликнул я.
—
Вы забыли?! — ликовал Косынкин. — А я еще в Петербурге говорил, что это произойдет двадцать шестого августа! Это день Зверя!
—
А-а, вот ты о чем! — воскликнул я.
Теперь в том, что Косынкин не держит на меня зла, сомнений не оставалось.
—
Совпадение, — буркнул полковник.
—
Не верите… — протянул Косынкин.
Мы оказались на Неглинной. Проехали по аллее, остановились под большими вязами и прошли к небольшому деревянному дому. На первом этаже находилась блинная, и из окон доносился сытный запах.
—
Эй, блины! Задаром! Нужно съесть все! Не оставлять же французам! — кричал у входа зазывала.
Мы поднялись на второй этаж. Подполковник Касторский постучал в дверь:
—
Гаврила Яковлевич!
Дверь отворилась — на пороге стоял невысокий тучный человек.
—
Позвольте пройти, — бросил Николай Егорович и шагнул вперед.
Касторский загораживал спиною узкие полутемные сени. Следом за ним мы прошли в комнату и только здесь рассмотрели хозяина. Отвратительный коротышка с огромным, обвислым брюхом остановился у стола. Я увидел тот самый взгляд, от которого ноги наливались неподъемной тяжестью. Накладной бороды не было. Оказалось, что и шеи у него не было. Почти не было. Одутловатые щеки покоились на груди. Большущий нос был испещрен красными прожилками и черными угрями.
—
Что вам угодно, сударь? — без тени почтения спросил он меня, не дожидаясь, пока подполковник Касторский скажет, зачем мы пришли.
На полковника Парасейчука и надворного советника Косынкина он ни разу не взглянул. Но я кожей ощущал их смятение оттого, что и они чувствовали себя в поле зрения этого человека и с отвращением ожидали, как однажды и им придется выдержать его взгляд в упор.
Послышались мягкие шаги, из соседней комнаты вышел горбун и остановился на пороге. Ростом уродец оказался еще меньше Яковлева.
—
Скажите, где она? — произнес я неожиданно осипшим голосом.
