—
Алессандрина, не упрямься! — повысил я голос. — К чему эта комедия? Ты прекрасно понимаешь, что я не оставлю тебя здесь! Ты поедешь с нами!
В это мгновение послышались шаги — в комнату вошла… Жаклин. Пепельного цвета вуаль прикрывала ее глаза, но я и так представлял себе, каким гневом они сверкали.
—
Андрей, что это значит?! Я все слышала! Ты! Ты оставил нас в такую минуту! Как… как ты мог?! Ради нее ты оставил меня дочерей!
Она развернулась и направилась прочь.
—
Жаклин, подожди!
Я догнал ее, попытался остановить, но она отдернула руку и звериным, утробным голосом сказала:
—
Не смей прикасаться ко мне!
—
Жаклин, обожди! Я все тебе объясню…
И тут послышался частый топот женских ножек. Из своей комнаты выбежала Алессандрина. Парасейчук кинулся на нее, но в последнее мгновение она ловко увернулась, оказалась сбоку от полковника, дернула его за руку и подставила ножку. Олег Николаевич грохнулся головою в стену.
Не успел я опомниться, как графиня налетела на меня, толкнула так, что я навалился на Жаклин. С трудом удержавшись на ногах, я повернулся и увидел, как Алессандрина ринулась вниз по лестнице.
Я поймал за руки Жаклин и закричал:
—
Милая, я все объясню! Это недоразумение! Бога ради, бегите из Москвы! Скорее бегите!
Послышалось кряхтенье — полковник Парасейчук поднимался на ноги.
—
Олег Николаевич, Богом заклинаю! Позаботьтесь о моей семье! Положиться мне более не на кого! Ведите их прочь из Москвы!
Преодолев яростное сопротивление, на мгновение я прижался губами к губам Жаклин, а затем отпустил ее и бросился вниз по лестнице. И уже на ходу услышал брошенное в спину:
—
Ты забрал единственную лошадь!
От этих слов резануло в груди так, что я застонал на ходу. И все же я не мог, не имел права останавливаться.
Алессандрина уже садилась на рыжего коня, которого подвел ей какой-то малый. Он отпустил уздцы и отскочил. Графиня дала шенкеля, и конь рванул к открытым воротам, одновременно закладываясь в поворот. Мне показалось, что они налетят на столб, но Алессандрина наклонилась и, свесившись вправо, прижалась к огненной шее. Они выскочили со двора, лишь послышался удалявшийся цокот копыт.
К счастью, мой конь приплясывал у коновязи. Подивившись благородству офицеров Высшей воинской полиции, я бросился к нему. Пока отвязывал коня, откуда-то появился Косынкин.
—
Как вы здесь оказались? — крикнул я. — И какого черта?!
—
Мы примчались за тобой. Граф Ростопчин прислал за нами пару колясок и три подводы, — объяснил Вячеслав.
—
Значит, лошадь все же не последняя, — промолвил я, и мне показалось, я чувствую, как кровоточит свежий рубец на сердце.
—
Что? Не понял? — переспросил Косынкин.
—
Ничего! Забирай Жаклин и вон из Москвы! — крикнул я, запрыгнув верхом на лошадь.
Я догнал Алессандрину возле Кремля. Здесь происходило нечто несусветное. Под звуки бравурной музыки из Кремля выходили батальоны Московского гарнизона. И тут я увидел Михаила Андреевича Милорадовича. Он налетел на маленького генерала, руководившего Московским гарнизоном, и, кажется, едва сдержался, чтобы не зарубить того на месте.
Звуки марша напугали рыжего красавца Алессандрины. Конь топтался на месте и не слушался наездницы. Я прыгнул, обхватил графиню, и мы покатились по земле. Алессандрина пыталась отбиться, но я крепко держал ее.
Тем временем музыка стихла.
—
Какая каналья велела вам, чтобы играла музыка? — раздался гневный окрик генерала Милорадовича.
—
Когда гарнизон оставляет крепость, капитулируя, играет музыка, — с виноватым видом объяснял генерал Брозин. — Так сказано в уставе Петра Великого.
—
А в уставе Петра Великого написано о сдаче Москвы?! — прогремел Милорадович.
Василий Иванович что-то пролепетал, благоразумно решив не спорить с боевым генералом. Лишь махнул рукой сверху вниз, показав этим оркестру, чтобы больше не играли.
А Милорадович повернулся к нам и неожиданно улыбнулся:
—
Поручик Воленский?
—
Если позволите, ныне действительный статский советник, — ответил я.
—
Действительный статский… — Михаил Андреевич многозначительно кивнул. — Помнится, вы служили у меня в Апшеронском мушкетерском полку!
—
Славное было время, — заметил я.
На протяжении нашей беседы я продолжал бороться с Алессандриной. Генерал Милорадович со смесью презрения и любопытства ожидал, когда же я окажусь в состоянии объяснить происходящее. Не выдержав, он оглянулся на свою свиту и громко сказал:
—
Господа, помогите действительному статскому советнику справиться с беременной женщиной!
Офицеры поддержали его шутку дружным хохотом.
Вдруг появился надворный советник Косынкин. Вдвоем мы подняли на ноги графиню, держа ее с обеих сторон. На глазах у изумленного графа Милорадовича и его адъютантов я запустил руку под платье Алессандрины и вытащил ее накладной живот. Из него я извлек сложенную вчетверо карту и протянул ее Михаилу Андреевичу:
—
Ваше высокопревосходительство, я настаивал, чтобы государь направил меня на службу под ваше начало. Но его величество изволили приказать сперва арестовать эту шпионку. На этой карте содержатся сведения, крайне важные для Бонапарта. Я исполнил приказ императора и теперь рассчитываю поступить в ваше распоряжение.
Генерал Милорадович развернул карту, бегло осмотрел ее и шутливое выражение исчезло с его лица.
—
Акинфов! — окликнул генерал адъютанта. — Посади их в коляску, пусть едут с нами.
Молодой офицер верхом на коне приблизился к нам.
—
Ждите здесь, — сказал он и ускакал.
Через полминуты подъехали верхом двое унтер-офицеров в зеленых мундирах.
—
Егеря, — сказал Косынкин.
—
Граф Воленский? — спросил один из унтер-офицеров, а сам же отрекомендовался: — Первый егерский полк. Штабс-ротмистр Акинфов приказал проследить за вашей дамой.
—
Благодарю, — ответил я. — Ваша помощь весьма кстати.
Они скептически покосились на Алессандрину и, остановившись чуть в стороне,
