мастерство. На блестящих императорских пирах Накатада отказывался сесть за кото, которое специально для него настраивал сам государь, а сейчас он начал играть без всяких просьб, и все понимали, что присутствуют при необычайно редком событии.
— Императорский сопровождающий Накатада не прикасается к инструменту, даже когда его изволит просить сам государь, — заметил принц Хёбукё, — а теперь перед каким-то монахом он играет всё, что знает.
— Ах, я забыл сыграть одну часть, — спохватился Накатада и вновь полностью сыграл «Варварскую свирель».
Генерал Масаёри взял из разложенной перед ним одежды верхнее платье из лощёного узорчатого шёлка, светло-зелёную шёлковую накидку и штаны на подкладке и преподнёс их Накатада. Он пригласил к себе подвижника. При взгляде на него генералу показалось, что когда-то он видел это лицо. «Странно!» — подумал Масаёри и стал вспоминать людей, с которыми его сводила судьба. Вдруг его осенило: «Тадакосо!»
— У меня странное ощущение, что я встречал вас раньше. Узнаёте ли вы меня? — спросил он.
— Не припоминаю. Кто вы? — ответил монах.
— Раньше во дворце государя меня называли господином Фудзивара, — сказал Масаёри. — Мне кажется, что вы Тадакосо, сын покойного министра Татибана Тикагэ. Ах, какое горе! Почему вы постриглись в монахи?
Уже долгое время я живу в горах, вместе с птицами и зверями. Мне казалось, что меня уже все забыли. Сейчас я отшельник. А вы в каком чине состоите? — поинтересовался Тадакосо.
— Я служу советником[377]. Как странно! Ходили разные слухи о том, что с вами произошло, а оказывается вы приняли постриг. Но почему вы решили стать отшельником?
— В пять лет я потерял мать. В этом мире мне было нестерпимо тяжело, к тому же я был совершенно одинок. Можно ли существовать, не имея поддержки отца? Я служил в императорском дворце, подбадривая себя, но мне было безрадостно. Я много размышлял о своём положении, а в четырнадцать лет решил оставить мир и уединиться в горах. С тех пор прошло двадцать лет. Все несчастья моей жизни происходят от того, что в детстве я потерял мать. Чтобы искупить мои прегрешения в предыдущих рождениях и для того, чтобы возродилась моя мать в блаженной стране Будды, я воздерживаюсь от еды, хожу по храмам и служу в них службы, — рассказал он, и все, слушавшие его, начиная с самого генерала, проливали слёзы.
— Должно быть, Поднебесная перевернулась вверх дном, — произнёс Масаёри. — Я никак не думал, что доживу до того времени, когда люди, подобные вам, будут уходить в монахи. Мне становится страшно за моих сыновей, живущих в таком изменчивом мире. С самого первого дня, как вы исчезли, ваш отец горько убивался, с этого и началась его болезнь, и вскоре он скончался. Разве вы не должны были получить согласие вашего отца, чтобы принять монашество? Может быть, грех сыновней непочтительности и был причиной того, что ваш отец не вынес страданий и умер.
— Тогда я так страдал, что даже отец мне стал чужим, — ответил Тадакосо. — Если бы он узнал о моём намерении, он вряд ли бы дал мне разрешение. Поэтому-то я так поспешно скрылся в горах.
— Ваши молитвы, должно быть, имеют чудодейственную силу, сказал Масаёри. — У меня много детей. Старшая дочь служит в императорском дворце. У неё много сыновей. Соперничающие с ней придворные дамы кипят ревностью и не хотят примириться с таким положением. К несчастью, избежать соприкосновений с ними невозможно. Это так мучительно. Дочери моей ничего не нужно, кроме долголетия и избавления от несчастий. Поэтому помолитесь, пожалуйста, от всего сердца, чтобы избежала она злых проклятий.
— Когда судьба благоволит человеку, ему не вредны ничьи проклятия, — ответил подвижник. — В противном случае конца страданиям нет — человеку кажется, что на его долю уже выпали все мыслимые несчастья, но он должен ждать ещё худших. Но осмотрительным нужно быть и тогда, когда судьба благоволит человеку. Я буду усердно молиться за вас. Сейчас я отправляюсь в Кумано. С восьмого месяца прошлого года я читаю сутры в различных храмах. Я пришёл в это святилище, потому что услышал удивительную музыку, которую знавал когда-то давно. Хоть я и стал монахом, но душа, видно, осталась прежней. Поэтому я пришёл на звуки кото. Благодаря милости богов я смог встретиться с вами.
— А я прибыл сегодня в храм, чтобы поднести богам лошадей, — сказал Масаёри. — Я хотел бы, чтобы вы посетили меня и мы смогли бы побеседовать о том, что произошло за все эти годы.
— Сейчас я спешу в Кумано, — сказал подвижник. — С наступлением жарких дней, в течение четырёх-пяти месяцев, я буду целиком предаваться Пути. Если я благополучно возвращусь оттуда, то обязательно навещу вас.
— Сколько прошло времени, мы встретились сегодня случайно и расстаёмся, как следует не поговорив. Как это грустно! Я расскажу отрёкшемуся от престола императору Сага: сейчас Тадакосо живёт там-то и там-то, делает то-то и то-то. Государь часто вспоминает с необыкновенной грустью: «Когда-то я обменялся с Тадакосо клятвами в дружбе, и только ты один знаешь об этом». Как он опечалится, когда я расскажу о вашем нынешнем положении!
— Ах, нет! — воскликнул подвижник. — Не говорите императору о том, что я ещё живу на свете. Уйдя из дворца самовольно, без разрешения, я больше туда не возвратился, и это тяжкий проступок. Как сильно я сейчас сожалею об этом!
Выбрав из приготовленных подарков накидку с прорезами из белого узорчатого шёлка на розовой подкладке, Масаёри вручит её монаху со словами:
— Задержать нам дано
Даже падающие лепестки.
Но кто остановит ветер,
Который, на звуки кото примчавшись,
Стремится назад?[378]
Тадакосо ответил на это:
— Сердце полно
Воспоминаний о прошлом
И чувств, не изведанных ранее.
В горы ветер несётся
В яркой новой одежде.
Вечером ветер, уносящий с собой лепестки цветов, усилился, порывы его поднимали полотнища шатров, и можно было видеть всех, кто находился внутри. Тадакосо увидел девять прекрасных дам; Атэмия выделялась из них, затмевая других своей красотой.
«Что же это за красавица, которая так несравненно блистает даже в собрании столь прекрасных лицом женщин!» — подумал Тадакосо. В голове у него зашевелились мысли, которых он давно уже не знал: «Ели бы я остался в миру, то сейчас, наверное, дослужился бы до высокого чина. Все эти годы питаюсь я росой и инеем, травой и корнями растений, иногда ем змей и ящериц. Ни о чём другом, кроме как о служении Будде, я даже не помышляю. Но сейчас я боюсь, что Будда накажет меня», — он пытался думать о чём- нибудь другом, но не мог. Тадакосо был в полной растерянности. Выпустив из-под ногтя кровь, он написал на опавших лепестках:
«Всё так же, как раньше,
Высятся мощные горы.
