«Радостно видеть
Собравшихся вместе
Сердцу милых людей.
Пусть каждой весной
Приходят они с поздравленьем!»
Мальчик преподнёс чашу Накатада. Тот, обняв принца, прочитал написанное стихотворение и ответил так:
— Если в грядущем случится,
Что весна не наступит,
Мы и тогда,
Без сомненья,
Как ныне, здесь соберёмся…
Чашу наполняли снова и снова.
Затем Масаёри с сыновьями, зятьями и внуками отправился в императорский дворец. Там собрались все сановники, не было среди них только старшего советника министра Фудзивара Тадатоси. Жена так и не помирилась с ним и не приготовила для него парадного костюма, поэтому он оставался дома и проводил время в играх со своими детьми. Семейство Масаёри прибыло к караульному помещению Правой личной императорской охраны. Пять сыновей Дзидзюдэн, Масаёри и Накатада направились к императору. Когда они проходили мимо женских покоев, дамы, прислуживающие императрице, говорили: «Посмотрите на этих принцев, рождённых Дзидзюдэн. Как они блистательны! Наверное, им достанутся все дочери государя. Но даже в присутствии знаменитых этих красавцев Накатада так и притягивает к себе взоры!» Другие говорили: ‹…›. Так судачили между собой дамы, а Накатада шёл невозмутимо, как будто ничего не слыша.
Вместе со всеми шли также Первый принц, имеющий третий ранг, Четвёртый принц, имеющий четвёртый ранг, и один принц, ранга не имеющий. Не имеющие ранга принцы получили в тот день разрешение надеть одежды тех цветов, что носили их старшие братья. Но шесть принцев были ещё слишком малы, чтобы появиться в подобных одеждах, они были в светло-коричневых платьях на тёмно- красной подкладке и в штанах из узорчатого шёлка. Все принцы предстали перед императором.
Накатада прошёл в покои Фудзицубо и попросил Соо:
— Передай твоей госпоже, что я пришёл поздравить её с новым годом.
— У госпожи все эти дни находится наследник престола, — ответила она. — Несколько дней назад господин министр приезжал за ней, и с того времени наследник престола пребывает в плохом настроении и не отпускает от себя госпожу. Даже мы, прислуживающие ей дамы, не можем к ней приблизиться. Поэтому я ничего не могу передать ей.
— Разве возле неё никого нет? — спросил Накатада.
— Только одна-две дамы, Хёэ или Акоги.
— Ну, если так… — протянул Накатада и попрощался с Соо. «Если наследник у Фудзицубо…», — рассудил он, повернул к Насицубо и вошёл в её покои.
— Рассказывают, что на днях наследник престола что-то сказал министру Масаёри, — начала разговор его сестра. — В чём дело? Наследник, услышав пересуды, испугался: «Если уж сам государь заговорил о моих делах ‹…›»
— Да, государь говорил об этом, — подтвердил Накатада. — <…>
— ‹…› — спросила Насицубо. — Я не знаю, как обстоят дела во дворце, но…
— Я с наследником престола не на короткой ноге, но думаю, что как-нибудь смогу об этом сказать… — ответил генерал.
— Недавно меня призвали к наследнику, — принялась рассказывать сестра. — Когда я была у него, я спросила, что он думает о Пятой принцессе, дочери отрёкшегося императора. Я забыть не могу, какие ужасные вещи он сказал про неё. Сказал, что не может посещать её.
— А как Фудзицубо?
— Фудзицубо устроили помещение прямо перед занавесью покоев наследника, и кажется, ей находиться там очень тяжело. Кормилица её всё время охает: «Что будет с моей госпожой? Наследник ни на кого, кроме неё, не смотрит. Но какие между ними отношения?»
— Всё это напрасные жалобы, — сказал Накатада. — Такие отношения естественны с той, к кому наследник благоволит. Простые смертные тоже не любят расставаться с любимыми, даже на малое время. А что сказал наследник, узнав, что ты в положении? Когда я сообщил об этом отцу, он был в тревоге: «Наследник престола сейчас говорит так, но что из этого получится?» Не может быть, чтобы наследник не любил тебя…
Он недавно сказал мне: «И Фудзицубо тоже в положении, как и ты». Раньше я ничего подобного от него не слыхала, — ответила Насицубо.
Вскоре Накатада распрощался с сестрой.
Наступил седьмой день первого месяца. Придворные явились во дворец на церемонию присвоения рангов. Правому Министру Масаёри был присвоен второй старший ранг, левому генералу Личной императорской охраны Канэмаса — второй младший ранг, помощнику военачальника Левой дворцовой охраны Цурэдзуми — четвёртый ранг, Мияако — пятый. Придворным дамам тоже присвоили ранги, и главная распорядительница Отделения дворцовых прислужниц, дочь Тосикагэ, минуя один ранг, сразу получила третий.
На соревнованиях по стрельбе из лука левый генерал не присутствовал. Правая команда проиграла. В тот год дворцового пира не было. Последний день крысы[127] пришёлся на двадцать пятое число, и в тот же день Накатада устраивал пиршество по случаю сотого дня с рождения Инумия. Угощение готовила мать Накатада. Она прибыла в усадьбу Масаёри и для того, чтобы поздравить всех с днём крысы. Накатада заранее приготовил великолепные игрушки и угощение для сыновей наследника престола. Он посадил множество кукол в игрушечные коляски (одну — украшенную нитками, другую — позолоченную), впряг в них золотых волов, положил в коляски серебряные и золотые коробочки с едой и расставил фигурки слуг на конях.
Итак, когда наступил день пиршества, мать Накатада прибыла в усадьбу Масаёри в сопровождении шести экипажей.
Перед Инумия расставили двенадцать подносов из аквилярии и на них — золотые чашки с едой. Перед гостями было поставлено множество разных блюд. Приготовили сто кипарисовых коробок с едой.
Масаёри накануне был во дворце до поздней ночи, а в тот день остался дома. Прибыл на пиршество и Канэмаса.
Перед высочайшей наложницей Дзидзюдэн поставили столики, перед принцами — обычные в таких случаях подносы из кипарисовика и коробки с едой; угощение принесли и супруге Масаёри, уложив его в коробки из кипарисовика. Сыновьям Дзидзюдэн и сыновьям наследника престола послали по пять коробок, остальных тоже угостили на славу. Фудзицубо было отправлено десять обычных коробок и десять из кипарисовика. Дзидзюдэн приложила к ним письмо, написанное на зелёной бумаге:
«Мне хотелось в первый же день поздравить тебя с Новым годом, но к моему удивлению я узнала, что ты моих писем не получаешь, поэтому воздержалась. Сегодня Инумия исполнилось сто дней.
Тысячелетья пройдут,
