Госпожа Дзидзюдэн поговорила обо всём с Тадаясу и с наступлением вечера отправилась во дворец. Из усадьбы высочайшая наложница с прислуживающими дамами ехала в двадцати экипажах, перед ними шествовало множество передовых. Все братья Дзидзюдэн были в её свите. Император, узнав о приезде, воскликнул: «Вот и корейцы пожаловали!»[192] — и сразу же призвал её к себе.
Фудзицубо должна была рожать в пятом месяце. От наследника престола каждый день приходили к ней гонцы с письмами.
Пятнадцатого дня жена Масаёри вошла к Фудзицубо со словами:
— Раньше всегда рожали в том помещении. Там родилось много детей, и роды всегда были лёгкими. И мои дети все родились там. Но сейчас в тех покоях живёт Вторая принцесса, и ни в коем случае нельзя под предлогом родов открывать помещения. Здесь всё уже для тебя готово, от места ведь ничего не зависит.
О благополучном разрешении молились уже давно. На всех горах во всех храмах заказывали монахам читать молитвы. «Я был уверен, что сын моей дочери будет наследником престола, но сейчас меня стали охватывать сомнения. Да пусть бы только всё прошло хорошо, пусть у неё будут лёгкие роды», — думал Масаёри. Он потерял покой и то дело заказывал молитвы. Беспрестанно тревожился Масаёри и о том, не объявят ли сына Насицубо будущим наследником престола.
— Может ли быть, чтобы наследник престола не понимал, что к чему? Пусть даже ребёнок родился бы у дочери императрицы-матери, нам беспокоиться не о чем, — успокаивала его Фудзицубо.
Родители её, размышляя о создавшемся положении, были охвачены беспокойством, она же оставалась равнодушной.
Прошёл шестой день четвёртого месяца, на который пришёлся сорок девятый день со дня смерти первого министра. Все обряды были выполнены.
Наступила середина месяца. Император хотел сам, находясь ещё на престоле, назначить Накатада старшим советником. После смерти первого министра в государственном управлении особых трудностей не возникало. Тадамаса, имеющий право на его место, был ещё очень молод. Тем не менее император не хотел отказаться от мысли сделать Накатада старшим советником, и перемещения были неизбежны. Поскольку при этом освобождалось место второго советника, Масаёри стремился во что бы то ни стало устроить на него Санэтада.
Тем временем прошёл праздник Камо, и двадцать второго дня должно было состояться назначение Тадамаса на пост первого министра. Придворные готовились к этой церемонии, и особенно усердно Канэмаса и Накатада, последний лично занимался всеми делами.
В назначенный день сановники прибыли в императорский дворец. Левый министр был назначен первым министром, а правый министр — левым, левый генерал стал правым министром, а Накатада — стал старшим советником. Что касается второго советника, император хотел назначить на это место Сукэдзуми, а Масаёри настаивал на Санэтада.
— Кого же мы назначим вторым советником? Решайте! — сказал император.
— С точки зрения очерёдности это место должен занять Мородзуми, — начал Масаёри. — И никому, кроме Мородзуми, нельзя его дать. Дело тут, однако, вот в чём. Покойный первый министр на смертном одре вызвал меня к себе. Когда я пришёл, он не говорил ни о чём, кроме как о своём сыне Санэтада. Я обещал ему, что скорее забуду о своих сыновьях, но Санэтада буду поддерживать, — и он умер спокойно. Сейчас, когда освободилось место второго советника, я прошу, чтобы на него назначили Санэтада.
— Это место должен получить Мородзуми <…> — сказал император. — У Сукэдзуми слишком небольшой чин, чтобы ему сейчас стать вторым советником. Тем не менее такие примеры бывали, и я склонен назначить Сукэдзуми. Санэтада подходил бы по всем статьям, но он отвернулся от мира и стал чуть ли не монахом — как же можно назначать его на какую-либо должность?
— Если это место достанется моему сыну, у которого есть отец, а не Санэтада, который отца лишился, то что почувствует душа покойного министра? Как он будет огорчён, как опечален! Что же до отшельничества Санэтада — ведь бывали примеры, когда ранг присваивали человеку даже после смерти. А когда речь идёт о живом — отчего бы нам не продвинуть его? — настаивал Масаёри.
— Что ж, я полагаюсь на ваше решение, — согласился император. — Выбирайте, кого назначить вторым советником.
Так благодаря Масаёри советником стал Санэтада. Сыновья Масаёри, которые могли бы рассчитывать на это место, были удивлены таким поворотом. На место советника сайсё по желанию императора был назначен второй военачальник Личной императорской охраны Санэёри. Затем распределили и другие должности.
Сразу же после церемонии Тадамаса, Канэмаса и Накатада отправились с визитом к высочайшей наложнице Дзидзюдэн.
— Часто я прихожу к вам, дабы выразить благодарность за продвижение по службе, — произнёс Накатада. — Если бы не Первая принцесса, никогда не стал бы я старшим советником министра. Перед тем как приступить к выполнению обязанностей, мне хотелось поблагодарить вас и сообщить о своей радости по поводу получения места.
— Меня вам благодарить совершенно не за что, — ответила наложница.
Вслед за сыном с выражением благодарности приблизился Канэмаса, и Накатада откланялся. Императрица, наблюдавшая эту сцену, мучилась завистью.
В тот день все придворные отправились на пир к первому министру. Следующий же день был неблагоприятным, и пир, который должен был давать Масаёри, пришлось отложить на сутки.
В западных покоях, где проживала Фудзицубо, вместе с нею находились Масаёри и его жена, и неожиданно доложили о приходе Канэмаса, который явился с визитом к жене Масаёри по поводу своего назначения. Госпожа удивилась и велела провести его в передние покои.
— Мне хотелось немедленно нанести вам визит, но вчера должен был присутствовать на пире первого министра и по этой причине не мог приехать. Прошу меня простить, — сказал Канэмаса.
— Ваше продвижение доставило мне самую искреннюю радость, — ответила госпожа и принялась рассказывать о своём. — Фудзицубо, которая прислуживает наследнику престола, сейчас чувствует себя плохо, но в её положении это в порядке вещей. Когда женщина ждёт первого ребёнка, она не выглядит блистательно, а в дальнейшем и вовсе становится непривлекательной. Забочусь о ней я, поэтому сейчас она переехала к нам.
— Помилуйте, — возразил Канэмаса, — в нашем мире все завидуют вашей дочери. Что может быть почётнее положения матери принца? Все в один голос твердят, что старший сын Фудзицубо будет нашим правителем!
— Ах, что вы говорите! — воскликнула госпожа. — Я представить этого не могу…[193] У моей старшей дочери много детей, но они приносят лишь хлопоты.
— Позвольте мне просить вас кое о чём, — сказал Канэмаса. — Мой сын и моя внучка живут здесь, это люди для вас не чужие. Прошу вас позаботиться в будущем об Инумия, вашей внучке, и о ребёнке моей дочери Насицубо, который вам чужой. Если бы у госпожи Фудзицубо не было сына, будущего наследника престола, этот ребёнок, может быть, и удостоился… Я уже достиг высокой должности, какую обычно дожидаются очень долго, и думаю, что теперь мне мало осталось жить на свете.
— Что вы, так думать?! — запротестовала госпожа. — Даже пожилые люди, годящиеся вам в отцы, так себя не настраивают.
— Мне хотелось бы умереть, ни о чём не беспокоясь!.. — вздохнул Канэмаса.
Вскоре он распростился с госпожой.
«Вряд ли он что-то замышляет против нас», — думала госпожа.
Днём Канэмаса нанёс визит Первой принцессе, а затем послал письмо Фудзицубо:
«Мне хотелось сообщить Вам о своей радости по поводу получения чина, которая подобна радости монаха Овари».[194]
