Санэтада опять появился в усадьбе Масаёри. Ему хотелось возвратиться в Оно, но его смущало то, что сказала ему Фудзицубо. Сейчас, когда она пообещала ему своё участие, к чему было оставаться в этом глухом местечке? К тому же все решат, что он больше не верен Фудзицубо. Она же, если бы Санэтада из упрямства вернулся жить в Оно, конечно, подумала, что с самого начала его истинным желанием было принять монашество. Об этих сомнениях Санэтада поведал своему брату Санэмаса.
— Вот как обстоит дело. По сути говоря, в моём пребывании в Оно отныне нет никакого смысла. Если я останусь в глуши, то никто не будет помогать мне ни в служебных, ни в моих частных делах ‹…›, — говорил он.
— Будь наш отец жив, ты бы и с его помощью не смог обойти Мородзуми. — сказал Санэмаса. — Разве это не знак особой милости Фудзицубо? Ты собираешься иногда проводить время в Оно… Но перевези сюда свою жену, которая живёт в горном селенье, и прикажи навести здесь порядок.
— Если я буду жить один, я, пожалуй, смогу приходить из Оно в столицу. Я и Фудзицубо об этом сказал. Но я не хочу жить ни с кем — ни с моей прежней женой, ни с другой женщиной, — заявил Санэтада.
— Пусть так, но разве ты совершенно не думаешь о своей дочери, Содэмия? — спросил его брат. — Если у тебя когда-нибудь родится ещё ребёнок, нужно будет долго ждать, пока он вырастет. Так почему бы тебе не увидеть свою уже взрослую дочь?
— Совсем не хочу. Сейчас мне всё равно, что будет даже со мной самим.
— В таком случае мне придётся позаботиться о ней. Отец оставил тебе дом и много утвари. Жалко, если всё это пойдёт прахом.
— А может быть, мне перебраться в дом, который мне оставлен? Позаботься, пожалуйста, чтобы там всё привели в порядок, и я смогу иногда приходить туда, — попросил Санэтада.
— Там всё устроено, — ответил брат. — У твоей жены много утвари. Если ты сейчас же пойдёшь туда, вряд ли чего-то недосчитаешься.
После этого разговора Санэмаса отправился в селенье у горы Сига, где жила бывшая жена его брата, и встретился с ней.
— Я давно уже беспокоился о вас, но не знал, где вы находитесь. Недавно мне сказали, что вы живёте здесь. Ах, как, должно быть, ужасно жить в таком месте!.. — начал он. — Да, когда отношения между супругами разладились, ничего другого не остаётся, как скорбеть. От прежнего Санэтада ничего не осталось.
— О, я несчастная! — вздохнула госпожа. — Я больше не сержусь на мужа и не желаю ему зла, я хочу только жить так, как живу сейчас. Я уже давно не видела мужа даже во сне. Ваш визит для меня совершенная неожиданность!
— Мне нужно поговорить с вами о завещании моего отца. Из-за траура я не выходил из дому, поэтому не мог сразу посетить вас. Отец мой завещал вот что. Ваша дочь отныне будет считаться его дочерью, и я должен взять на себя всю заботу о ней. Брат мой — человек недостойный, забывший жену и детей, и он вряд ли подумает о будущем дочери. — С этими словами он передал госпоже завещание. — Дом, который переходит в ваше владение, не очень просторен, но вполне подходящ для того, чтобы в нём жила молодая особа. Мой отец уже давно решил отдать его Содэмия и строил дом, вкладывая в дело душу. Строительство полностью завершено, помещения все обставлены. Переезжайте туда поскорее. Южное строение находится недалеко от дома, который получил Санэтада. Живите отныне в дружеских с ним отношениях, — продолжал Санэмаса, показывая госпоже план постройки. Посмотрев на него, она залилась горькими слезами.
— Я живу в такой глуши, куда не доходят известия о том, что происходит в мире, поэтому и узнала о смерти вашего отца очень поздно. Раньше в печали, обнимая свою беззащитную дочь, у которой хотя и есть отец, но всё равно что нет, я всегда думала: «Дед её хоть и далеко от нас, но жив и здоров…» — а сейчас вы пришли к нам с его завещанием, — промолвила она.
Госпожа была в трауре, Содэмия же — в повседневном платье.
— Если бы я раньше узнала, я бы и для неё приготовила полный траур. Но я очень спешила и не могла сделать всё, как следует, — сказала госпожа.
Она достала тёмно-серое верхнее платье, шёлковую накидку тёмно-коричневого цвета и дала их надеть дочери. Санэмаса, плача, произнёс:
— Удалившись от мира,
Лишь горы вокруг созерцая,
Как вы узнали,
Что мы надели одежду
Из грубой пеньки?[198]
Госпожа на это ответила:
— Засохла сосна,
И в доме в траур оделись.
Об этом услышав,
И я из пеньки
Надела одежду.[199]
— Содэмия, наверное, очень выросла. Я слышал, что она не уступает известным красавицам. — С этими словами Санэмаса поднял занавесь и заглянул внутрь.
Мать и дочь сидели рядом, за переносной занавеской тёмно-серого цвета. Содэмия была в светло- сером платье,[200] в шёлковой накидке и в нижнем платье из лощёного шёлка. Ей было около семнадцати лет, волосы у неё были замечательные и лицом она была очень красива. Мать, сидевшая с серьёзным видом, выглядела чрезвычайно благородно; волосы её были прекрасны; ей было лет тридцать пять.
— Считайте меня своим отцом. Отныне я во всём буду помогать вам, — сказал Санэмаса племяннице и погладил её по голове. Волосы у неё были очень густые и длиной около семи сяку.
— У неё волосы должны были быть ещё длиннее, но когда с нами случилось это несчастье, она днём и ночью убивалась, и одно время лежала в тоске, не поднимая головы, и горько плакала. Поэтому-то она и не стала такой красавицей, какой могла бы стать. Мои дети любили отца сильнее, чем обычно любят родителей, и скорбели о нём. Сын мой умер от тоски, Содэмия до сих пор не может забыть отца и печалится о нём. Я ужасно беспокоюсь, как бы и с ней не случилось того же, — сказала госпожа.
— Как всё странно! — промолвил Санэмаса. — Это, наверное, предопределено судьбой. В нашей жизни мы видим препятствия, и детям выпало на долю любить отца, не такого как у всех. Вам надо поскорее переехать в дом, который завещал вам мой отец. Сегодня же выберем благоприятный день, и я приеду за вами.
— Нет, — вздохнула госпожа. — Сейчас уже я совсем не хочу возвращаться туда, где меня будут одолевать тяжёлые воспоминания. Пусть Содэмия переезжает к отцу. А я до конца жизни буду носить здесь чёрную одежду. Я никуда отсюда не поеду.
— Это неправильно. Надо переехать поскорее. Если вы оставите Содэмия, как она будет жить? Как она сможет существовать без поддержки? Разве всё обстоит так безнадёжно и вам ничего другого не остаётся, как отринуть этот мир? А если Санэтада скоро в глубине души поймёт, какой он причинил вам вред, и придёт с примирением?
Госпожа подала угощение. Перед Санэмаса поставили четыре подноса с тем, что было в доме: фрукты, сушёные морские водоросли, а также мандарины и цитрусы татибана в корзинке и плоды мелии.[201] Подали и вино. Слугам и сопровождающим Санэмаса дали в награду
