— О, — прошептала я, стараясь имитировать речь туристки, впервые вошедшей в собор Шартра. — Разве это не прекрасно?
Оглядывая зал, я довольно удачно изобразила невинный восторг.
— Похоже на Рождество.
— Прекрасно, — сказала высокая подружка, бросив на Клаудию подозрительный взгляд.
Она словно бы спрашивала ее: какого черта она пригласила с собой такую особу. Элен и не подумала скрыть презрение к вычурной обстановке помещения, да и ко мне тоже, оттого что мне она так понравилась.
— Это музей вещей, которые не должны были появиться на свет, — заявила она и пошла через толпу, желая поскорее зарегистрироваться.
Все посетители повернули головы, наблюдая за ее продвижением. Я видела, что она, как магнит, притягивает к себе внимание. Наверное, Клаудия привела ее с собой в качестве приманки.
— Поздравляю, — шепнула Клаудия, когда она была от нас далеко. — Ты потрясающе выглядишь.
— Знаю, — сказала я жалким голосом. — В данный момент я не чувствую себя сама собой. Ни в малейшей степени.
И я запрокинула голову, открыла рот и уставилась на висячие украшения с выражением, которое, как я надеялась, выглядело как простодушное потрясение.
Обеденный зал, казалось, изнемогал от избыточного множества свечей, шаров, растений, картин и канделябров, но даже всего этого, вместе взятого, оказалось недостаточно, чтобы в промозглый ветреный день вытеснить холод из этого большого стеклянного здания. К моему неудовольствию, молодая распорядительница настояла на том, чтобы мы сняли наши пальто, и повела нас через оранжерею к столику возле окна.
— Хорошие места! — улыбнулась она.
Когда я спросила: «Вы не думаете, что нам было бы лучше сидеть, где не так холодно», она даже не соизволила ответить. Повернулась и оставила нас дрожать на узких стульях.
— Вы должны были настоять! — воскликнула Элен. — Вы говорили с ней так, словно просили одолжения. Мы платим за обед, а ее работа состоит в том, чтобы доставить нам удовольствие.
Судя по возмущенному тону Элен, я поняла, что женщины типа Бетти Джонс особенно раздражают элегантных пожилых людей.
— Чашку чая, — воскликнула она и властно помахала рукой ближайшему официанту. — Я должна выпить чаю.
Официант ее проигнорировал.
Элен, как ни в чем ни бывало, щелкнула пальцами следующему проходившему мимо человеку. Он оказался помощником официанта, однако он тоже ее проигнорировал. Тогда Элен поднялась со стула и подошла к официанту, неблагоразумно стоявшему без дела поблизости от нас. Официант расстроился, но все-таки двинулся по направлению к кухне.
— Элен, — настоящий эксперт в области чая, — сказала Клаудия, задумалась на мгновение и прибавила: — Впрочем, она считает себя экспертом во всем.
— Как вы ее узнали? — спросила я.
— Она была начинающей актрисой, — сказала Клаудия, — и приходила ко мне на занятия. Таланта у нее не было, но по прошествии долгих лет я с ней подружилась. Хотя, — Клаудия посмотрела на меня с сомнением, — если бы я знала, в какой роли ты сегодня выступаешь, то вряд ли выбрала ее в компаньонки. Богатые люди бывают недалекими и частенько ведут себя по-хамски.
— Наш чай, — Элен вернулась к столу с улыбкой чеширского кота, — скоро прибудет.
Чай прибыл, но без всякого сопровождения.
— Вы когда-нибудь встречали такое ужасное обслуживание? — воскликнула Клаудия. — Вы можете прийти сюда с табличкой на груди «Я ресторанный критик «Нью-Йорк тайме»», и никто и глазом не моргнет.
— Ну, в этом я сомневаюсь, — сказала Элен со знанием дела. — Если бы здесь была Рут Рейчл, представляю, как бы все изменилось.
— В самом деле? — спросила Клаудия.
Ее лицо светилось лукавством, и я поняла, что она не посвятила подругу в мою тайну. Наконец-то я поняла, почему с нами оказалась Элен. И сама начала наслаждаться сложившейся ситуацией.
Когда официант пришел взять наш заказ, я сообщила ему свой выбор очень тихим голосом.
— Я вас не слышу! — закричал он. — Говорите громче.
— Здесь так шумно, — сказала я и повторила заказ.
По правде говоря, я и сама еле себя слышала.
— Будьте добры, мадам, — рассердился официант, — говорите громче. Я не глухой, но вы очень тихо говорите.
— Здесь так галдят! — сказала я.
— Вы говорите, что хотите салат? — не расслышал он.
— Нет, — сказала я уже погромче, — клецки.
— Салат «Цезарь» или свекла с грецкими орехами? — спросил он.
Элен наблюдала за этой сценой в изнеможении. Затем извлекла из сумочки ручку с серебряным пером.
— Я, — сказала она официанту, — напишу вам то, что я выбрала.
Элен рассерженно взглянула на меня.
— Благодарю, мадам, — обрадовался он. — Это значительно облегчит мне работу.
Он положил записку в карман и отошел.
Вокруг нас люди снимали друг друга на камеру, поздравляли юбиляров и именинников. Все были так очарованы помещением Уорнера Лероя,[56] что не сердились на долгое обслуживание.
Атмосфера нашего стола была куда менее радостной. Наши блюда все не появлялись, и после разговора ни о чем и пяти чашек чая я решила извиниться:
— Я постоянно сталкиваюсь с плохим обслуживанием, — сказала я Элен. — И не знаю почему.
— А я знаю, — выпалила она. — Вы похожи на старушку А таких дам официанты считают своими естественными врагами. Они думают, что старухи постоянно жалуются, заказывают самые дешевые блюда и оставляют шестипроцентные чаевые. Я давно поняла, что в ресторан надо являться хорошо и богато одетой.
— Вот как! Я этого и не знала, — смущенно пробормотала я.
И хотела добавить, что для нее выглядеть богато, по всей видимости, не проблема, но в этот момент очень удачно пришел официант и спросил:
— Кто заказывал салат из крабов?
Элен перенесла свое раздражение на него.
— Делайте свою работу! — рявкнула она.
Он посмотрел в свой блокнот и не слишком вежливо поставил перед ней салат.
— Он выглядит хорошо, — заметила я. — А мои клецки просто замечательные. Хотите попробовать?
— Я не люблю китайскую еду, — сказала она, взмахнув рукой.
— Попробуйте, — настойчиво произнесла я и сунула тарелку ей под нос. — Это не китайское блюдо. Оно лишь похоже на него.
— Нет, спасибо.
Она решительно отвела мою руку.
У меня создалось твердое убеждение, что ей не хотелось класть в рот того, чего касались мои губы.
Я взяла клецку — рот наполнился сочным говяжьим ароматом, за которым тут же последовал удар хрена. Два вкуса взаимно усиливали друг друга. Жар и сочность, слившись воедино, спускались по горлу и согревали тело.
