– Не заведет. – Лесоруб поймал насмешливый взгляд Фарша. Прав изуродованный солдат, прав. Как дети малые…
Разговора действительно удалось избежать. Мудрый весь вечер просидел молча, старательно не глядя на хмурого Медведя. Лесоруба удивило поведение седовласого. Не тот возраст, чтобы обижаться. Рыбак после ужина принялся мастерить силки на птиц. Родинка завалился спать и почти сразу же захрапел. Фарш сосредоточенно точил меч.
Когда совсем стемнело, у потрескивающего костра остались сидеть лишь Мудрый да Лесоруб. Охотник ушел к реке расставлять заготовленные силки, а остальные легли спать.
Алебардист внимательно наблюдал за старшим товарищем. Пожилой солдат сидел на бревне, положив локти на колени, и пустым взглядом смотрел в огонь.
– Мудрый, – тихо позвал его Лесоруб. Воин чуть дернулся и оторвался от костра.
– Ну?
Ты из-за Медведя переживаешь, да?
Мудрый поморщился:
– Не знаю… Ты мне тоже не веришь?
Алебардист замялся, не зная, что сказать.
– Значит, тоже, – кивнул воин.
– Я этого не говорил, – торопливо произнес Лесоруб.
– Да какая разница, – вздохнул Мудрый и вновь уставился на огонь. – Не веришь. Вы все мне не верите… А я знаю, что они есть. Я знаю, что вся Кимания ненормальна, но далеко на севере есть земля, где люди только слышали о Безумии. И там моя жена… Дети… Я оттуда! Я хочу туда вернуться. И я вернусь.
Алебардист промолчал, думая над словами друга. Жена, дети. Память о них. Мудрому повезло… Если бы Лесоруб хоть что-то помнил! Но, увы. Лишь смутные тени. То же кладбище лягушек, например. Ведь он видел подобное раньше! Видел! У Мудрого есть прошлое. А что у остальных? Ночные кошмары? Алебардист слышал, как кричал во сне Родинка. Видел, как резко вскакивал Фарш. Помнил, как сам стонал от приснившегося ужаса. Отчего все это? Для чего? Никакой памяти. В родном, но незнакомом мире. Хороша судьба.
– Есть Счастливые Земли, командир, есть! – вдруг проговорил Мудрый. – Не может не быть!
– Я тебе завидую, – вымолвил Лесоруб, борясь с приступом отчаяния.
– Не понял, – посмотрел на него Мудрый.
– Завидую, что у тебя хоть что-то есть в душе. Цель…
– Мы все вспомним… Все! – Седовласый положил голову на руки. – Рано или поздно.
В наступившей тишине послышались шаги Рыбака, и охотник подошел к костру:
– Силки я поставил. Только бы попалась в них какая-нибудь дура. Иначе я завтра сожру свои ножны.
Лесоруб устало улыбнулся, представляя, как воин жует ножны.
– Ладно, я спать… Устал. – Рыбак присел у огня и подбросил в него еще полено.
– Ты помнишь что-нибудь из прошлой жизни? – не удержался от вопроса Лесоруб.
– Не-а. Но мне кажется, что ничего хорошего и не вспомнится, – подмигнул ему приятель. – Зато сейчас я почти счастлив. Не знаю почему.
– И тебе завидую, – усмехнулся алебардист.
– А еще кому? – деловито поинтересовался друг, укладываясь прямо рядом с костром.
– Всем, – не сдержал улыбки Лесоруб. – Я всем завидую…
– Дело хорошее, главное – нужное, – с серьезной миной кивнул Рыбак и закрыл глаза. – Все, я ушел.
– Бывай, – фыркнул Мудрый. – Заходи, если что.
Охотник не ответил. Он уже спал.
– Может, оно и к лучшему, что я не помню ничего? – спросил у пламени Лесоруб. Огонь щелкнул в ответ искрой, но промолчал.
Мудрый последовал его примеру.
Утром алебардиста разбудил запах жаркого. Желудок воина заворчал, а рот немедленно наполнился слюной. Еще не до конца проснувшись, солдат приподнялся на локте и, щурясь, посмотрел в сторону костра.
Сияющий от счастья Рыбак колдовал над огнем, пристраивая нанизанные на ветки куски мяса. Рядом с охотником, пожирая добычу голодными глазами, примостился Родинка. По тропинке от реки шел довольный, отряхивающий руки Фарш.
– Ты когда-нибудь спишь, а? – спросил Рыбака Лесоруб.
– Бывает, – улыбнулся тот. – Три утки! На шесть силков – три утки! Нам крупно повезло.
– Шесть уток было бы лучше, – не отрываясь от мяса, заметил Родинка.
