Аркин опустился на второй стул, и она подвинула ему стакан. Комната, в которой они находились, была маленькой и запущенной. Валентина вдруг подумала о том, кому принадлежала эта изба. Не Аркину — для него она всетаки была слишком грязной. Девушка осмотрелась. Низкий закопченный потолок, бревенчатые стены, в красном углу на полочке — иконка. Пахло гнилым деревом, но дождя не было, поэтому с крыши не текло.
— Отец не заплатил?
Аркин кивнул.
— А он вообще предложил чтонибудь за нас?
— Нет.
— Вы разговаривали с ним лично?
Он посмотрел на нее так, будто она сморозила явную глупость.
— Разумеется, нет. Мы обменивались письмами. Я вел себя очень осторожно. — Он хмыкнул. — За мной не следили, и здесь вас никто не найдет, если вы об этом.
— Нет, я не об этом, — ответила она. — Я не сомневаюсь в вашем умении уходить от слежки. И что теперь? Вы отпустите нас?
— Нет.
Какое короткое слово. Но сколько в нем ненависти.
— И что будет с нами?
Он взял стакан и залпом выпил водку. Глаза его налились кровью.
— Вы правда хотите знать? — усталым голосом произнес он.
— Да. — Валентина облизала пересохшие губы.
— Вашего отца нужно заставить раскрыть кошелек, поэтому… — Он замолчал, снова наполнил стакан, дернул кадыком. — Поэтому завтра одна из вас будет убита, чтобы доказать ему, что мы не шутим. После этого он заплатит за жизнь оставшейся. Не имеет значения, кто из вас умрет.
Внутри Валентины чтото оборвалось.
— Я же говорила, что у отца нет денег. Он и так должен банкам, поэтому бессмысленно рассчитывать на то, что он…
— Не надо врать!
Глухая тишина опустилась между ними, как стена. Аркин поставил перед ней стакан, и Валентина выпила, но еще долго никто не произносил ни слова, лишь ветер гремел ставнями, напоминая о том, что мир существует и за пределами этой тесной комнаты.
— Аркин, — наконец заговорила Валентина, — я не вру. Зачем вы это делаете? Неужели в вас не осталось ничего человеческого?
Он молча зажег сигарету. Даже это несложное действие он выполнил очень аккуратно, хоть и был пьян. Когда он опустил руку на стол, девушка взяла из его пальцев сигарету, затянулась и выпустила в его сторону тонкую струйку дыма.
— Я могу ручаться, что денег от отца на свое большевистское дело вы не получите, — тихим, но уверенным голосом произнесла она. — Вам придется убить нас обеих. Меня и Катю.
Он забрал у нее сигарету.
— Я с этим справлюсь. У меня есть опыт.
Эти слова потрясли ее.
— Но это бессмысленно. Вы этим ничего не добьетесь, кроме того что вас начнет искать полиция.
Он тяжело опустил на стол локти.
— Что вы предлагаете?
— Вот что.
Не давая себе времени одуматься, Валентина протянула к нему связанные руки и взялась за его лицо. От ее прикосновения напряглось все его тело. Она притянула к себе его голову и поцеловала в губы. На твердых сжатых губах Валентина почувствовала вкус водки.
Аркин резко оттолкнул от себя ее руки.
— Какого черта?
— Вы не получите денег. Ни за мою жизнь, ни за жизнь сестры. Отпустите ее. — Она замолчала и изобразила игривую улыбку. — Я заплачу вам за это другой монетой… Если вы пообещаете отпустить ее завтра.
Глаза его широко раскрылись, но от удивления или от отвращения — этого она не могла понять.
— Вы предлагаете себя? Как уличная шлюха?
— Да.
Лицо его загорелось.
Он так долго смотрел на нее, что у Валентины едва не сдали нервы. Она еще могла взять свои слова обратно. Они с Катей еще могли… Могли что?
Неожиданно Аркин встал, покачнувшись.
— Я согласен. Вы обе сможете уйти.
Резкая, острая боль пронзила сердце Валентины.
— Вы обещаете?
— Обещаю.
Она думала, что будет думать о Йенсе. Но этого не произошло, и от этого ей захотелось рыдать.
Она думала, что будет представлять себе, будто это его губы прижимаются к ее бедрам, будто это его жадные пальцы гладят ее холодную кожу и погружаются в густой холмик темных волос у нее между ног. Ей хотелось думать, что это обнаженное тело Йенса вдавливает ее в грязный матрас. Но она не сумела. Даже на секунду. Лежа с другим мужчиной, она не смогла думать о Йенсе. Она прогнала его образ, чтобы он не мог видеть, что делали ее ноги, как они переплетались с ногами этого ненавистного человека и как ее предательские губы целовали чужое оголенное плечо.
Аркин не разговаривал. Изза связанных рук он не мог раздеть ее полностью, но все, что можно было снять с нее, он снял. Потом разделся сам и положил свою одежду рядом с ее платьем. Сначала он просто прикоснулся к ней, потом погладил, сжал груди. В лицо он ей не смотрел. Оказавшись на ней и в ней, он завел ее связанные руки себе за голову и крепко зажмурился. С каждым толчком с его губ слетали какието слова. Но они были адресованы не ей. Он словно обращался к другой.
35
Валентина проснулась поздно. Невидимый топор рубил на части ее мозг, во рту было противно. Не успев открыть глаза, она вспомнила водку. Полный стакан, выпитый после. После. Слово это прилипло к языку, как масло, и ей захотелось выжечь его. Тупая боль внутри напомнила о том, что тело ее сопротивлялось, но эта боль была ничто по сравнению с другой болью. Той, которая всадила когти в ее сердце.
— Валя?
Она открыла глаза и увидела склонившуюся над ней Катю. В комнате уже было светло.
— Что с тобой? Ты стонала во сне.
Валентина села и дождалась, пока остановилась завертевшаяся перед глазами комната.
— Ничего. Все хорошо.
— По тебе так не скажешь.
— По тебе тоже. — Кожа сестры была похожа на тонкую прозрачную пленку, которая могла прорваться от прикосновения. — Сегодня мы поедем домой. Аркин дал слово, что отпустит нас.
Катя нахмурилась.
— Ты ему веришь?
— Да. Он пообещал. Сейчас я его позову.
