— Я продала их.
Даже не спрашивая разрешения, несколько семей поселились в ее конюшне, как только она опустела. Люди спали в стойлах, на ночь укрывались сеном и ели овес из кормушек. Она не возражала. Ей было все равно. Она и хотела чтото чувствовать, но не могла. Это изза таких людей она потеряла мужа и сестру. За таких людей сражался Аркин. Разве вы не видите, что творите? — хотелось ей закричать им. — Разве вы не понимаете, что вместе с плохим уничтожаете и все хорошее, что есть в России?
Она быстро отвела Попкова в сторону от фонаря.
— Есть новости?
— Да.
— О Йенсе?
— Нет, не о Йенсе.
Она не издала ни звука, даже не вздохнула, хотя от разочарования у нее на глазах выступили слезы.
— Тогда о ком?
Он тихо засмеялся, отчего ей захотелось схватить его за бороду и затрясти.
— О ком же? — снова спросила она.
— О человеке по фамилии Ериков. Я слышал, он с Лениным компанию водит.
— И зачем он мне?
— Его зовут Виктор. Виктор Ериков.
Сердце ее остановилось.
— Виктор Ериков?
— Аркин поменял фамилию, поэтому мы и не можем найти этого ублюдка.
— Зачем ему это понадобилось?
Огромная фигура пошевелилась.
— Изза вашей семьи. Потому что человек с фамилией Аркин был слишком близок к министру Иванову. Он не хочет, чтобы об этом знали.
Валентина кивнула.
— Тебе известно, где он?
— Пока нет. Но я узнаю это.
— Сообщишь мне?
— Да. Добром это не кончится, но я сообщу. Но вы пока не выходите из дому.
— А где революционеры?
— Кругом. Эти чертовы большевики заняли вокзалы и телеграф. Они даже взяли штурмом государственный банк. Эти люди не шутят, так что оставайтесь пока дома.
— Спасибо, Лев.
Казак пожал плечами и развернулся, собираясь уходить.
— Лев, — она взялась за его руку, твердую как камень. — Твой глаз… Мне очень жаль. Береги себя.
Он издал какойто нечленораздельный звук, глухой рокот в гранитной груди, и пошел размашистым шагом в ночь.
— Лида, оставайся здесь. Дверь никому не открывай.
— А если мне захочется в туалет?
— Сходишь на ведро.
Симпатичный носик поморщился.
— Лида, я не шучу.
— А куда ты идешь?
— Искать папу.
Личико в форме сердца просияло.
— А можно и я с тобой пойду?
— Нет. Ты должна слушаться. Папа вернется, только если ты будешь хорошей девочкой.
— Я буду хорошей.
Лида сделала ангельское лицо, но Валентину это не убедило.
— Я говорю серьезно. Не открывай дверь никому. Обещай мне.
— Обещаю.
Она поцеловала дочь в растрепанные волосы и приказала себе верить, что та сдержит слово.
— Валентина!
Она стояла на пороге доктора Федорина, но настороженно смотрела на улицу. Город притих, как волк после удачной охоты. Но это не означало, что он не начнет убивать снова.
Федорин втащил ее в дом и торопливо закрыл дверь.
— Валентина, вам не следует выходить на улицу. Это слишком опасно.
— Я зашла только узнать, что вы слышали.
— Моя дорогая девочка, нашего с вами города больше нет. Эта большевистская революция разрывает Петроград на части. Их Красная армия арестовывает всех подряд. Владельцы заводов, банкиры и разного рода политики… — Тут он замолчал, увидев, как побелели ее губы.
— Мой отец — политик.
Доктор сокрушенно покачал головой.
— Не ходите к нему.
— Я не могу не пойти. А как же вы?
— Не волнуйтесь, со мной ничего не случится. Я же врач. Я им нужен. Вижу, вы оделись санитаркой. Правильно, это поможет вам.
Она быстро открыла дверь.
— На это я и рассчитываю.
Все устроилось даже лучше, чем Аркин предполагал. Никчемное правительство Керенского только расчистило красным дорогу к власти. Но — он улыбнулся, оценивая глупость Керенского, — очень скоро их ждет неприятный сюрприз, потому что сегодня вечером в Зимнем дворце все они будут арестованы. День не закончится, а весь его кабинет уже будет находиться в камерах Петропавловской крепости. В ожидании новой партии заключенных Аркин ходил кругами по своему кабинету, успокаивая боль в ноге.
Мысли его снова вернулись к Фриису. Не проходило и дня, чтобы он не думал об инженере. И о Валентине. Они были как два шипа, впившиеся в кожу, которые он никак не мог вырезать. Он затянулся сигаретой, набрал полную грудь дыма, но табачный дым не смог заслонить образ, который врезался ему в мозг, не смог прогнать преследующее его воспоминание о том, как Фриис и Валентина бежали под дождем вместе, держась за руки, словно став одним целым, не в силах оторвать друг от друга глаз.
Она оказалась права. Он действительно, как она и говорила тогда, во дворе госпиталя, вспоминал о ней каждый день. Но самым неожиданным было то, что, если бы не покалеченное колено, он бы, вероятнее всего, давно уже погиб. Валентина спасла ему жизнь, потому что благодаря ей его не одели в форму и не отправили в качестве пушечного мяса на никому не нужную войну с Германией. Если бы это случилось, Валентина навсегда избавилась бы от него. Но не от ребенка, его ребенка. Эта его часть всегда будет с ней. Разумеется, если это его ребенок, в чем он никогда не был уверен полностью.
Он провел ладонью по лицу, успокаивая привычную дрожь внутри, которая начиналась каждый раз, когда он думал о ребенке. Накатила усталость. Сегодня он не спал — слишком тревожными были мысли о предстоящей ночи и о том, какого удара в спину от прежних товарищей ему придется ждать теперь, когда он получил определенную власть.
Аркин сел за стол и крикнул дежурному за дверью:
— Давай следующих заключенных!
Аркин не встал, хотя, увидев ее, с трудом удержался от этого.
