еще предстоит шесть месяцев терапии, и я совсем недолго могу сидеть на стуле. Как я смогу подняться на сцену или сыграть что-либо в кино? Я просто не в состоянии.
Орхидея побледнела. Она нагнулась вперед, лицо стало напряженным.
—
— Знаю, я сама нервничаю, но врачи говорят…
— К черту врачей! — закричала Орхидея. — Вэл, ты должна приехать в Нью-Йорк. Просто должна. Морт делает мюзикл «Большие, плохие и прекрасные».
— Кто это Морт?
— Ну, он… Ты знаешь — Морт Рубик! Независимый продюсер. Я работаю у него сейчас. Он такой изобретательный, и у него есть замечательная роль, которая абсолютно подойдет тебе…
Ошеломленная Валентина смотрела на сестру.
— Извини, Орхидея, — холодно сказала она. — Почему он не позвонил Майку Даффи? Майк сказал бы ему, что мне предстоит длительный восстановительный период и я не могу сейчас подписывать новые контракты и, может быть, долго не смогу.
— Но ты должна! — повторила Орхидея.
Валентина откинулась назад, расстроенная настойчивостью сестры.
— Тогда поговори с моими врачами, — сказала она и поморщилась от боли, поднимаясь с шезлонга и направляясь к дому.
— Подожди! — закричала Орхидея и побежала за ней. — Подожди, Вэл. Ты не можешь просто так взять и уйти, ведь я проделала такой долгий путь! Ты невероятно эгоистична.
— Это
ГЛАВА 21
Пол Дженсен поставил свой черный BMW на стоянку у гимнастического зала «Пауэрхауз» неподалеку от Голливудского бульвара. Это было его убежище, куда он приходил, когда хотел подумать. А сейчас ему было чертовски необходимо подумать.
Оставалось только два дня, а потом он станет женатым человеком, скованным цепью. Конечно, он получит кое-какое вознаграждение… Нужно сосредоточиться на этом, а не на чувстве клаустрофобии, вызываемом у него женитьбой.
Он протянул руку за своей спортивной сумкой, повесил ее на плечо и направился к клубу.
— Пол! Вот здорово, это ты!
Он повернулся и увидел выпорхнувшую из небольшого «ягуара» Орхидею Ледерер в облегающих джинсах и короткой футболке, ничего не оставлявших воображению. Она несла модную спортивную сумку из желтого парашютного материала и выглядела даже более соблазнительно, чем в Норт-Уэсте.
— Орхидея, — с осторожностью приветствовал он ее, — моя прелестная свояченица.
— Пока еще нет, — заметила она, усмехаясь и откидывая кудри со лба. — Пичис сказала, что ты все время занимаешься здесь, и я решила поздороваться, — она вызывающе посмотрела на него. — Значит, ты теперь женишься на моей родной сестре. Забавно.
Пол попытался скрыть тревогу за улыбкой.
— Ты, как всегда, потрясающе выглядишь, — сказал он, когда они зашли в оснащенный сложной современной техникой вестибюль клуба.
— Ты не собираешься спросить, чем я теперь занимаюсь? — начала Орхидея.
— И чем же ты занимаешься?
— Ну, я работаю в Нью-Йорке с независимым продюсером и надеюсь в конце концов добиться успеха. А ты? Занимаешь по-прежнему деньги? — растягивая слова, сказала она.
— Ну, — запротестовал он, — я же сказал тебе, что заплачу с процентами и сдержу слово.
— Я это запишу. Или ты предпочтешь, чтобы я поговорила об этом с Вэл, когда мы будем трепаться по-сестрински. Знаешь, бывают такие милые родственные беседы?
— Нет, нет. Послушай, Орхидея, может, это останется между нами?
— Может быть, — она поддразнивала его взглядом. —
Пол слушал и кивал.
— Я сделаю все возможное, — пообещал он, зная, что ничего не сделает. Он хотел, чтобы Валентина целиком и полностью зависела от него. — А теперь, детка, давай пойдем и займемся немного штангой, ладно? Посмотрим, сколько ты сможешь сделать рывков и толчков.
— Достаточно, чтобы сделать тебя счастливым, — усмехаясь, колко бросила Орхидея. Когда они расстались, расходясь по раздевалкам, она бросила на него такой огненный взгляд, что Пол почувствовал приступ желания.
Следующий день было воскресенье, и Эдгар пригласил всех в «Риб Джойнт» в Беверли-Хиллз на обед с шампанским.
Однако Валентина только поковыряла свою порцию вилкой. Напротив нее Орхидея пила уже третий бокал шампанского, они с Полом смеялись, вспоминая комические попытки Орхидеи не отстать от него в гимнастическом зале, где они каким-то образом встретились накануне.
— С тобой все в порядке, дорогая? — вполголоса спросила Пичис.
— Конечно, мама.
— Ты кажешься такой тихой. Тебе больно?
— Нет, мама, — солгала Валентина, но рука ее потянулась к сумочке, куда она положила пузырек с таблетками, притуплявшими резкую боль в спине, которую она теперь постоянно ощущала.
Ей нужно принять еще одну таблетку. Пробормотав извинения, она встала из-за стола и направилась к дамской комнате.
Орхидея поболтала о чем-то незначительном с Эдгаром, но внутри нее все кипело. Обещание Пола поговорить с Вэл не принесло успеха. Они не будут ставить «Больших, плохих и прекрасных» еще пять месяцев, а этого времени вполне достаточно, чтобы Вэл обрела форму.
По возвращении домой она возобновила спор с Валентиной.
— Тебе все равно, правда, Вэл? Морт пообещал продвинуть мой сценарий, а мне это необходимо. Неужели ты не понимаешь?
— Орхидея, я боюсь слишком рано вернуться к работе, это сильно повредит мне, а я не хочу навсегда остаться инвалидом.
— Бред собачий. Ты делаешь все, чтобы причинить мне зло, вот почему не хочешь возвращаться к работе. Мне нужна твоя помощь, но ты не хочешь даже попытаться.
— Ты прекратишь? — взмолилась Валентина. — Орхи, помолчи хоть пару минут и подумай, что ты говоришь. Ты просто хочешь использовать меня. Морт Рубик пообещал тебе…
— О, замолчи! — закричала Орхидея, повернулась и направилась к коридору, ведущему в спальню. На ходу она бросила. — Мне жарко. Я пойду в бассейн. Ты завидуешь мне, Вэл. Я могу делать сейчас то, чего не можешь ты. Ты еще пожалеешь!
Весь этот день Орхидея продолжала пить. Сначала у бассейна, потом за ужином. К вечеру она была совершенно пьяна. Она потерпела поражение, хотя и старалась изо всех сил. Завтра утром она должна вылететь в Нью-Йорк.
Валентина легла рано, Пичис с Эдгаром заявили, что тоже идут спать. Пол сказал, что хочет посмотреть медицинскую периодику.
Жившая еще по нью-йоркскому времени, Орхидея снова направилась к бассейну. Она сидела и
