поцеловала.
– Скажи-ка, Бад, кто это разукрасил тебя в цвета засушенной розы? Бедный мой мальчик.
– Ну, ты же знаешь, как подбодрить парня, правда, Холли? Я уверен, что скоро все опять будет нормально.
– Тебе больно?
– С этой болью я справляюсь очень легко: десять граммов героина каждые двадцать минут – и все в порядке.
– Ты будешь шутить, даже когда у тебя в изголовье появится дьявол с перечнем твоих грехов.
– О, повелитель, возьми мою жену, возьми мое богатство, возьми мою жизнь, но не лишай меня чувства юмора.
– Когда ваш полковник пришел ко мне, он битый час толковал о Теде, прежде чем заговорил о тебе. Это было хуже всего на свете, милый мой Бад. Я сидела, разыгрывая роль безутешной вдовы, а на самом деле мне страшно хотелось только знать, что произошло с тобой. О Бад, самым счастливым днем моей жизни стал день, когда мне сказали, что ты пошел на поправку. Мне приходилось заставлять себя плакать, хотя мне хотелось смеяться от счастья, что у тебя все в порядке.
– Холли, ты чертовски хороша.
– О Бад!
– Холли, ты не представляешь себе, как мне жаль Теда. Ни один человек не заслуживает участи так умереть. Он был неплохим парнем. Я вел себя как последний негодяй. Мне бы хотелось суметь преодолеть это в себе.
– Но ты ведь никогда не сумеешь это сделать, правда?
– Как ты держишься?
– Со мной все в порядке, особенно теперь, когда похороны позади и несчастные родители Теда уехали домой. Мне больше не надо притворяться плачущей вдовой.
– Знаешь, полицейское управление может организовать посещения врача или кого там еще, чтобы морально поддержать тебя.
– Бад, единственный человек, который может меня морально поддержать, – это ты.
– Да, я забыл о страховке. Конечно, не в деньгах счастье, но это создает некоторые удобства. Да и вообще, как у тебя с деньгами?
– Прекрасно, Бад. Того, что я получила, мне хватит на несколько лет. Кроме того, в полиции мне пообещали помочь найти работу.
– Это прекрасно.
– Бад, ты все время куда-то увиливаешь, ты не можешь переключиться?
– Не знаю.
– Бад, я не хочу больше говорить обо мне. Я хочу говорить о нас.
Бад посмотрел в окно на зеленые холмы Оклахомы. В ста метрах от закусочной находился пост на границе штатов, машины проезжали мимо полицейских. Здесь прошла вся его жизнь.
– Бад, теперь мы можем свободно распоряжаться своей судьбой. Мне очень жаль, что убили Теда, но в этом нет ни капли твоей вины. Я тоже в этом не виновата. Виноват только Ламар Пай. Теперь мы с тобой можем быть вместе. Еще одной заботой меньше. Настало время сделать это, Бад. Ты знаешь это не хуже меня.
– Холли, я… – Он понял, что выдохся и ничего не может сказать ей.
– Ты не хочешь быть со мной вместе?
– О господи, конечно хочу.
– Бад, но почему тогда ты не соглашаешься сделать это? Почему мы не можем просто взять и сделать это?
– Холли, ты же должна знать, что он очень любил тебя. То, что случилось с ним, давило ему на психику и съедало его изнутри. Он думал о тебе, а не о себе. Он и его память заслуживают того, чтобы мы повременили открывать всему свету наши отношения.
– Ты никогда особенно не заботился о том, что могут подумать другие.
– Да, может быть. Но теперь все изменилось.
– Что же именно?
– Есть еще Ламар.
– Ламар? – переспросила Холли. – Ну да, теперь еще и Ламар. Ну и какого черта ты о нем думаешь?
– Это большой непорядок, что он до сих пор на свободе, а не в тюрьме.
– Бад!
– Холли, я обещал своему напарнику, что позабочусь о его вдове. Это последнее, о чем он успел попросить меня перед тем, как пришел Ламар и пристрелил его в затылок. И я сделаю это. Клянусь тебе, сделаю. Но сначала я должен сделать все для своего напарника.
– Тед умер, Бад, и не нуждается в заботе. И его не вернешь, что бы ты ни сделал с Ламаром Паем.
– Ну… – Бад замолчал. Ему нечего было больше сказать Холли.
– Так дело только в этом, Бад? Ты хочешь сразиться с Ламаром? Вся доблестная полиция славного штата Оклахома не может найти его, а ты в одиночку собираешься его взять?
Как всегда, он не знал, это ли он имел в виду.
– Я не знаю. Но все теряет смысл, пока Ламар разгуливает на свободе. Совершенно необязательно, чтобы именно я взял его. Наоборот, мне совершенно не хотелось бы снова с ним встретиться. Это не личное.
– Конечно не личное.
– Холли, я просто…
– То есть ты не собираешься иметь со мной дело?
– Я этого не говорил.
– Но кажется, именно это ты имеешь в виду.
– Я клянусь тебе, Холли, что в тот момент, когда Ламар собирался меня прикончить, я думал о том, что у нас с тобой что-то неладно в отношениях. Ну, понимаешь, мы не можем появляться на людях, мы не можем пойти в ресторан, поехать на барбекю. Ну, в общем, мы не пара. Это последнее, о чем я подумал, пока не отключился.
Было ли это правдой? Сейчас он был уверен, что да. Но не совсем. На самом деле он не помнил, о чем думал в тот момент.
– Черт возьми, Бад, ты меня убиваешь.
– Это моя работа.
– Ты знаешь, недалеко отсюда есть мотель «До – си – до». Давай снимем там комнату и отпразднуем твое выздоровление.
Бад посмотрел на часы. В госпитале ему надо было быть в три. Сейчас около двух. В госпиталь он не успеет. Но какого черта, в конце концов. Ведь это всего-навсего госпиталь.
Они по-разному относились к наготе. Это вообще характерно для взаимоотношений мужчины и женщины или относилось только к взаимоотношениям Холли и Бада? Она не замечала наготы. Ей нравилось быть голой, и, сняв одежду, она вела себя совершенно естественно. Другое дело Бад. Он ненавидел свое обнаженное состояние, быть голым для него значило быть беззащитным и уязвимым. Он был толст и тучен и полагал, что нагота выставляет его в идиотском свете, обнажая всю его неприглядность. После того как проходил любовный экстаз, он спешил завернуться в простыню. Он всегда втайне радовался, когда им приходилось после этого сразу одеваться; но он также знал, что для Холли эти минуты после близости были едва ли не важнее, чем сама близость, это были моменты познания сущности их отношений, и он не мог отказать ей в этом познании.
– Черт тебя возьми, Бад, Ламар всыпал в тебя полкило свинца, но ты не перестал от этого быть мужчиной. В тебе осталось кое-что и для меня, и не так уж мало.
Она что, действительно считает его хорошим любовником? В начале их отношений в него и правда какой-то бес вселился. Он удовлетворял ее по нескольку раз в течение вечера. Было удивительное ощущение свободы и новой, неизведанной жизни. Но все это осталось в далеком прошлом. Машина поизносилась. Теперь ему хватало одного раза, а прежний пыл исчез. Бад понимал, что ее согревает воспоминание о тех первых сумасшедших неделях. Она видела в нем то, что хотела видеть: пылкого любовника и рыцаря без страха и упрека. Но он знал, что никогда уже не будет прежним, во всяком случае с ней. Это наполняло его грустью. И у него не хватало духу признаться в этом ни ей, ни себе.
– Может, вместо свинца он стрелял в тебя любовным напитком?
Он рассмеялся. Холли могла вести себя как девчонка-несмышленыш. Он посмотрел на ее груди, они были маленькими, но такими прекрасными, он любил держать их в ладонях, поглаживать их, чувствуя их вес и тяжесть. Он обожал их округлость, сходил с ума от вида розовых сосков, которые слегка подрагивали, когда она смеялась.
– Он стрелял в меня сталью, – сказал Бад. – Стальной дробью. Это тоже везение. Опасность инфекции от ранений стальной дробью меньше, чем от ранений свинцом. Но это счастье ничто по сравнению со счастьем быть с тобой.
– И у тебя не началось кровотечение?
– Нет.
Повязки держались хорошо. На них не проступали красные пятна крови, как это бывает, когда открываются раны.
– Наверное, обнимать меня сейчас – это все равно что обнимать коллекцию марок.
– Ой, Бад, ты такой смешной! Когда я увидела тебя впервые, я подумала: елки-палки, он же копия Джона Уэйна. Но потом ты насмешил меня, и я поняла, что ты лучше, чем Джон Уэйн, что ты лучше всех на свете.
Это абсурд, как она его ценит! Как можно сказать «нет» женщине, которая так лестно о нем отзывается и так высоко его ставит? Когда он был с ней, он действительно становился тем мужчиной, каким она его считала и в какого верила; когда они расставались, он переставал это чувствовать.
– Я бы хотел остаться тут навсегда, – неожиданно вырвалось у него.
– Нет, Бад, – ответила она. – Этого недостаточно. Мы заслуживаем, чтобы у нас был свой дом и свои дети. Мы должны путешествовать. У нас должна быть настоящая жизнь. Мы созданы для нее. Нам суждено было встретиться, я верю в это от всего сердца.
– Я думаю, что ты права.
Бад не хотел это говорить. Он удивился: как-то так выходило, что он всегда делал не то, что следовало бы сделать, а совершенно противоположное. Он был вывернут наизнанку. Но только не тогда, когда был рядом с ней. Она, как всегда, была просто Холли, и все. Наизнанку его выворачивало «это», их отношения, то, что касалось только их двоих.
– Радость моя, надо возвращаться. Я и так уже опаздываю.
– Иди, Бад. Мне достаточно твоего слова. Все дело в Ламаре? Он может стать твоей навязчивой идеей. Ты не боишься, что это просто обычная жажда мести? Игра не стоит свеч. Тебя могут убить, и этим все кончится.
– Нет, это совсем не то. Я просто хочу участвовать в его поимке вместе с другими. С теми же, с кем я участвовал в порождении такого чудовища, как Ламар. Значит, теперь я должен участвовать в его уничтожении.Врач был очень раздражен опозданием Бада. Казалось, он хотел, очень хотел найти
