так лишь потому, что был уверен в том, что это успокоит меня... Я очень страдал от того, что он нарушил свою клятву; поступок этот должен был заставить его покраснеть от смущения».
Тарталья не отрицал того факта, что его формула была ранее открыта дель Ферро. Но ведь вполне допустимо, что то, что удалось найти ему, Тарталье, могли и могут изобрести и другие – как в прошлом, так и в будущем. «Я могу, – писал он, – честно сказать, что не видал этой вещи ни у кого из писателей, а очень быстро самостоятельно нашел ее».
Никколо уклонился от участия в публичном диспуте, понимая, что шансы его, заики и самоучки, не очень велики в устном сражении с таким опытным диспутантом, как Феррари. Он предложил обменяться задачами и через определенное время представить на суд другого их решения. В конце письма он сообщил своему оппоненту условия тридцати одной задачи, заимствованной у Евклида, Птолемея, Архимеда, Аполлония и Пачоли.
1547 год, май, – 1548 год, июнь, Милан-Венеция
Обмен Вызовами и Ответами продолжался. 24 мая Феррари отправил Тарталье формулировки своих задач, принимая, таким образом, его условия состязания. В своем третьем Ответе, датированном 23 июля, Тарталья присылает сопернику решения его задач и с этого времени начал издеваться над Феррари, называя себя победителем.
Мало что нового добавили четвертый Вызов (10 августа) и четвертый Ответ (30 августа). Феррари вновь настаивал на очной схватке, а Тарталья вновь уклонился и безуспешно требовал к барьеру Кардано. Что же касается стиля этих писем, то вслед за историком математики Джино Лориа «мы избавим читателя от этой части, анализ которой лучше поместить в антологию адвокатских кляуз, а также бранных слов».
10 октября 1547 года Феррари опубликовал пятый Вызов, в котором приводит решения задач Тартальи (у него ушло на это, таким образом, целых шесть месяцев).
Видимо, Тарталья и вправду уверовал в свою победу, а может быть, убедился в том, что до Кардано «добраться» ему так и не удастся. Во всяком случае он замолчал на целых восемь месяцев и, казалось, прекратил дискуссию. Однако 16 июня 1548 года в пятом Ответе он неожиданно согласился на организацию диспута между ним и Феррари:
«Конечно, Вы, мессер Джироламо, и Вы, мессер Лодовико, со своей стороны так хорошо навели глянец на башмаки, что напоминаете мне Астольфо из Англии, который – по его собственному признанию – хотел стать первым наездником в мире, но, вскакивая в седло, всякий раз обнаруживал, что показывает пятки солнцу, и в этом всегда винил лошадь. Хотя то же самое уже происходило с Вами обоими, когда Вы излагали Ваши доводы, тем не менее, для того, чтобы все стало еще более понятным миру, я вскоре сделаю так, чтобы это еще раз случилось с Вами. Я с радостью присоединяюсь к Вам в настоящем состязании. Я решил приехать в Милан и окончательно прояснить это дело».
Причина такого резкого поворота состоит в следующем. В начале 1548 года Тарталья получил лестное предложение от знатных брешианцев приехать в этот город, чтобы вести публичные занятия по математике, а кроме того, и частные занятия, «в которых будут принимать участие лишь некоторые доктора и люди с определенным весом, не желающие появляться в публичных местах». Видимо, это предложение было сделано при условии, что Тарталья подтвердит свою квалификацию в публичном диспуте с Феррари.
1548 год, июль
Феррари не удержался от того, чтобы не наговорить в своем шестом и последнем Вызове всяких гадостей сопернику. В июле 1548 года он писал:
«Вы поистине человек-дьявол, желающий быть изобретателем и имеющий голову гадюки, которая ничего не может понять, так как все, что входит в ее одно ухо, выходит в другое. Я говорю это не для того, чтобы высмеять Вас, а скорее для того, чтобы похвалить, так как Вы способны извиваться подобно угрю, поэтому, даже крепко схватив Вас, рискуешь упустить. Однако я думаю, что прошлые вызовы разбили Ваш спинной хребет так основательно, что Вы теперь способны лишь слегка покрутить хвостом.»
Примерно в таком же духе 24 июля ответил и Тарталья. Соперники договорились встретиться в начале августа в Милане.
1548 год, 10 августа, Милан
В этот день около шести часов вечера в церкви Св. Марии дель Жиардано собралось множество горожан, военных, знатных синьоров, университетских преподавателейи студентов, которые хотели присутствовать на математическом диспуте.[43] Наконец появились соперники – Лодовико Феррари явился с огромной толпой своих знатных и незнатных друзей, а Никколо Тарталью сопровождал лишь брат. Что же до «главного виновника» – Кардано, – то, узнав о диспуте, он уехал из города. В присутствии главного арбитра, правителя Милана Ферранте ди Гонзага, и многотысячной толпы соперники должны были доказать правильность решений, приведенных ими в вызовах и ответах.
К сожалению, никаких документов о диспуте не сохранилось, и чтобы узнать о том, что там происходило, мы вынуждены вновь обращаться к книге Тартальи.
«Я предстал перед толпой и кратко объяснил причины нашего диспута и повод, заставивший меня появиться в Милане. Но когда я хотел изложить их [Кардано и Феррари] решения, они, для того чтобы привести меня в замешательство и задержать ход событий, начали говорить всякую чепуху по поводу избрания неких людей, здесь же присутствовавших, судьями. Наконец они позволили мне говорить. Для того чтобы не утомлять благородных слушателей скучными доказательствами, касающимися чисел и геометрии, я обратился поначалу к решению задачи из двадцать четвертой главы «Географии» Птолемея, которая была моим собственным восьмым вопросом. Я вынудил их согласиться с тем, что это решение или выводы получены ими неверно. Но когда я хотел продолжать свою речь, почти все зрители начали громко кричать, требуя, чтобы я позволил теперь ему говорить о том, насколько верно и я решил тридцать одну задачу...
Итак, он начал говорить и заявил, что я не знаю, как решить его четвертую задачу, заимствованную из Витрувия, и мы спорили об этом так долго, что подошло время ужина, все вынуждены были покинуть церковь и ушли домой. Для меня стало ясно, что мое намерение убедительно говорить перед толпой неосуществимо, и так как я начал опасаться худшего, то на следующий день, не сказав никому ни слова, уехал по другой дороге в Брешию. Однако все то, что мне не было позволено досказать, я надеялся сделать известным посредством печати.»
У нас нет сведений об официальном вердикте по поводу диспута, но, очевидно, победителем был объявлен Феррари, поскольку его соперник покинул поле боя. Кроме того, позднее Кардано утверждал, что Тарталья отрекся в Милане от дурных отзывов в его адрес. У победившей стороны не было особых причин для пространных объяснений действий и их мотиваций. Кардано лишь однажды, и то мельком, упоминал, что Феррари имел диспут с да Кои и Тартальей и победил их обоих. Куражиться над проигравшим было не в привычках Миланца.
1548–1557 годы
Нам остается сказать о дальнейшей судьбе Тартальи и Феррари. Намерению первого поразить соперников печатным словом не суждено было сбыться.
«Я мог осуществить это уже спустя несколько месяцев, но новая беда постигла меня: когда я вознамерился собрать жалованье, которое было обещано мне брешианскими докторами, и зарплаты за мои публичные лекции, меня столь долго водили от Ирода к Пилату, что я вынужден был предъявить судебный иск лицу, которое было уполномочено сделать такое обещание. В конце концов доверенное лицо. оправдали и мне посоветовали возобновить судопроизводство против главы тех, кто меня пригласил. Он, однако, был одним из лучших адвокатов Брешии, и я не осмелился пойти против него. Все это вынудило меня выпустить перо из рук, и я не смог выполнить своего намерения».
Итак, Тарталья после злоключений в Брешии вернулся в Венецию, где продолжал жить в бедности в своем домишке вблизи моста Риалто вплоть до смерти, последовавшей 13 декабря 1557 года. За девять лет пребывания в Венеции Тарталья опубликовал две книги – «Общее правило для подъема любого затонувшего судна...» (1551) и «Общий трактат о числе и мере». К первой он приложил перевод сочинения Архимеда «О
