других.
Но, цитируя древних авторов или заимствуя сведения из их сочинений, Кардано постоянно стремился к критической оценке прочитанного. Не верность школе, а новаторство, оригинальность идей почитались им превыше всего. «Я уже знаю, что скажут иные, – писал Джироламо. – Что ты за смельчак, что решаешься мыслить вопреки Философу [Аристотелю]». И продолжал: «Он был человек. и во многом заблуждался. Итак, если ему можно было оставить Платона ради истины, почему же нам не дозволено ради нее же отвергнуть его?» Истина была для него выше любого авторитета, и он неоднократно воздавал ей хвалу: «Из всего, что может быть достигнуто человеческим умом, нет ничего отраднее и достойнее познания истины... Если мы действуем как философы, то истина для нас – как рука; мы должны тщательно разыскивать не то, что нам хочется найти, но то, что существует на самом деле».
Меньше всего Кардано можно назвать интеллектуальным рабом великих греков и латинян. Он смело ниспровергал авторитеты своих учителей – в философии (Аристотеля), в медицине (Галена), в истории (Геродота). Это, конечно, не означает, что на практике он не был галенитом как врач или аристотеликом как философ (особенно в своих воззрениях на природу). Его критика классиков в значительной мере представляет собой протест против схоластики и теологических построений в защиту естественного, «натурального» подхода к познанию законов устройства Вселенной. Тем более интересно, что в число десяти самых выдающихся, по его мнению, мудрецов он поместил пять греков (Архимеда, Аристотеля, Аполлона Пергского, Архита Тарентского, Евклида), трех арабов (ал-Хорезми, ал-Кинди, Гебера), двух средневековых ученых (Дунса Скота и Ричарда Суисета). И ни одного современника!
Что заставляло Кардано писать книги одну за другой? Конечно же, и стремление к известности и «вечной славе», и вещие сны, в которые он верил, и необходимость заработка. Но не только это. Готовя свои лекции, он понял, что «лучшее познание и наибольшая опытность в науках приобретаются путем изложения их, чему содействует глубокомысленное и непрерывное созерцание, сопоставление многих хорошо усвоенных предметов друг с другом и старание не вступить в противоречие с наилучшими научными принципами». По его мнению, «изложение» должно быть таким: «Превосходна та книга, в которой все от начала до конца изложено в стройном порядке, ничего не упущено, ничто не добавлено некстати, в которой соблюдена соразмерность отдельных частей, которая все разъясняет и в которой все обосновано».
К сожалению, очень немногие сочинения Кардано соответствуют установленным им же стандартам. «Я не соблюдал подбора материала и оставил все перемешанным: высокое с низким, неотделанное с отделанным, полезное с вредным, нарочитое со случайным, любопытное с нелепым», – писал Миланец о своей «Паралипомене». То же самое можно сказать, пожалуй, обо всех его книгах, исключая лишь математические сочинения. Он часто возвращался к написанному, редактируя и переписывая целые главы, но, видимо, очень редко прибегал к совету столь любимого им Горация:
Впрочем, широта интересов Кардано – это не только свидетельство его личной одаренности, но и характерная черта культуры Возрождения. Столь же «всеядными» были многие современники Миланца: Джироламо Фракасторо (1478–1553) с равным интересом предавался врачеванию, философии, поэзии; книги Франческо Патрици (1529–1597) затрагивали вопросы философии, политики, оптики, космологии, искусства, истории, он занимался мелиорацией и книжной торговлей; Джамбаттиста делла Порта был энциклопедистом, физиком, алхимиком, физиогномистом, философом, замечательным драматургом. Этот ряд можно дополнить еще многими замечательными персоналиями.
Лишь два или три трактата Кардано написаны
Как относились современники к литературной продукции Кардано? Понятно, что ответ не может быть однозначным: ведь у него было в основном два «круга читателей» – узкий, включающий в себя ученых, и широкий, то есть довольно обширный даже по тем временам контингент читающей публики. Для первого круга читателей важны были, естественно, сугубо научные идеи и высказывания Миланца; для второго – такие книги, как трактаты «О тонких материях» и «О разнообразии вещей», составляли своеобразный интеллектуальный минимум. Ни один детектив не читается в наши дни так жадно, как в то время сочинения по «натуральной магии», к тому же обильно сдобренные всевозможными оккультными верованиями. Читающей публике, вне зависимости от ее научного уровня, приятно было находить в трудах философа человеческие слабости и осознавать, что кое в чем она (публика) превосходит прославленного автора. Кроме того, книги Миланца были написаны много понятней, чем аналогичные работы его современников, и имели практическую направленность.
Все это, несмотря на многие недостатки его сочинений, сделало Кардано одним из наиболее популярных авторов XVI века. Но именно по этим же причинам авторитет Кардано в последующих столетиях резко упал, когда значительная часть того, что было им описано, превратилась просто в исторические курьезы, а любовь к сверхъестественному стала вызывать больше критики, чем восхищения. Для нас же, людей XXI века, его труды, говоря словами одного из биографов Миланца, – «это попытка воспроизвести и интерпретировать картину мира, заполняя пробелы созданиями своего неутомимого ума; попытка представить Вселенную как логически завершенное единое целое: от неживых элементов и неуправляемого хаоса плотских желаний и чувств до высоких форм социальной этики».
Мы попытаемся познакомить читателя с общей панорамой этого «фантастического интеллектуального пейзажа».
Натуральная философия
XVI веку еще была чужда та дифференциация науки, которая присуща ей в наше время. Знание рассматривалось как единое целое, и термин «философия» широко использовался для обозначения любого вида исследования, как естественно-научного, так и собственно философского. Поэтому «натуральная философия» Кардано включала в себя не только собственно философию, но также и совокупность наук о природе (в нашем понимании): геологию, зоологию, ботанику, физику, механику, химию. Три последние составляли «натуральную магию», то есть «свойства вещей, их связи и соотношения друг с другом».
Для развития философских концепций Возрождения большое значение имело изучение наследия Платона, творчество которого было плохо известно в средневековой Европе, а также подлинных сочинений Аристотеля, доступных ранее лишь во фрагментах или схоластической обработке. В XV веке в Италии начали появляться кружки и академии, возрождавшие и пропагандировавшие учения великих греков. Одна из таких академий, состоящая из восторженных почитателей Платона, возникла в 1459 году во Флоренции.
Самым видным представителем академии был Марсилио Фичино (1433–1499), пытавшийся примирить христианскую религию с платоновской философией. Фичино разделял платоновско-неоплатоновскую точку зрения о бессмертии человеческой души, о ее срединном положении между телесно-материальным и божественно-неземным миром. Он полагал поэтому, что именно в душе нужно искать всеобщую связь всех природных явлений. Эта мысль получила оригинальную трактовку у другого «академика» – выдающегося гуманиста Джованни Пико делла Мирандолы (1463–1494). Человек, считал Пико, представляет собой микрокосмос (малый мир), содержащий все элементы Вселенной (макрокосмоса). Он объединяет в себе земное, или элементное, начало (состоящее из четырех начал-стихий, принятых схоластической философией: земли, воды, воздуха и огня), начало животное, и начало небесное. Поэтому по своей воле
