горах являются. деревьями с корнями, стволами, ветками и листьями. Как деревья, так и металлы, никнут под взглядом Борея.»
От ботанических аналогий он переходил к анатомическим и говорил о «венах и теле металлического вещества», этого «старшего сына земных продуктов». Его анимизм переплетался с опытом врача: только жизнь может породить или исцелить жизнь, металлы и минералы используются в медицине, следовательно, они обладают внутренней жизнью. То обстоятельство, что разум человека или его глаз не всегда могут проследить связь между причиной и следствием (эффектом), не означает отсутствия причины, и нет нужды прибегать к таинственным, потусторонним силам, достаточно естественного объяснения. И в качестве примера Миланец приводил геркулесов камень (магнит). Его свойству притягивать железо трудно найти аналогию, но можно объяснить это свойство существующей между железом и магнитом симпатией, ибо «железо – это пища магнита». Наивность (а порой и фантастичность) подобных объяснений у современного читателя способна вызвать лишь улыбку. Но, право, нам не следует забывать, что своим нынешним превосходством мы обязаны таким мыслителям прошлого, как Кардано: их объяснению причин, их настойчивому желанию как можно полнее и точнее рассказать о свойствах веществ, установленных опытным путем.
«Ртуть, добываемая в Богемии, – сообщал Миланец, – это яд, вызывающий паралич, она разъедает все металлические сосуды; если ее поместить в стеклянную колбу, которую затем закупорить, то ртуть взорвется; смешанная с нагретой серой, она образует киноварь».
Растения и животные, по мнению Кардано, имеют души, но их функции по сравнению с душой человека примитивны. Тело животного состоит из влажности, которая вмещает дух, определяющий движения, представления и чувствования, и из чего-то твердого, служащего орудием движения.
Миланец пытался создать некую классификацию животного мира: «Тех животных, которые имеют определенное начало и совершенное устройство пищеварения, мы называем имеющими кровь, или совершенными, тех же, которые не имеют сердца, печени, почек, легких, – бескровными и несовершенными.» Следующий уровень классификации – деление на пять видов: птицы, млекопитающие, рыбы, китообразные, червякообразные. Джироламо сообщал о них множество сведений, заимствованных у Плиния, Рондле и других авторов; верил в существование легендарных животных, таких, как гигантская рыба ремора, которая якобы останавливала корабли римлян; допускал существование русалок на том лишь основании, что Феодор Газа и Георгий Трапезундский, писавшие о них, «никогда не лгали»; был убежден, что пчелы добывают мед из росы и сами рождаются из меда, так как не имеют времени на откладывание яиц; что лошади издают пять различных звуков; что рог дан некоторым животным вместо верхних зубов, и т. д.
Вслед за Аристотелем, Вергилием, Лукрецием, Плинием Старшим и Фомой Аквинским Кардано утверждал, что некоторые насекомые спонтанно зарождаются из гниющих листьев: «. гниющая материя сама имеет животную жидкость или некоторые животные отбросы, так что отсюда может что-нибудь возникнуть, например шершни, мухи. Но все эти созданьица малы, так как материя, необходимая для их создания, собирается лишь случайно. Поэтому такие животные не могут обладать сильным умом, а часть из них не имеет никакого. В них также отсутствует и творческая сила».[49]
С точки зрения Кардано, единственное различие, разделяющее царство минералов, растений и животных, – это жизненный ритм: «У минералов жизнь вековая, у растений – дневная, у животных – ежегодная».
Кардано разделял концепцию природы Аристотеля, согласно которой существование каждой особи определяется ее конечной целью. «Почему природа предоставила яд столь немногочисленным тварям, имеющим ноги? Потому что если у них есть ноги, они становятся слишком опасными: по этой же причине природа породила их медлительными и маленькими. Таким образом, конечная причина делает понятным, почему у змей нет ни крыльев, ни ног». Правда, такое объяснение показалось Миланцу недостаточным, и он дополнил его: «Подлинная причина состоит в том, что ядовитые твари неумеренно сухие, так как природа перемешала в их теле рога, кости и когти и не украсила их перьями».
В некоторых случаях Джироламо прибегает к совсем уж фантастическим и нелепым объяснениям. Так, рассказывая о росомахе, живущей, по его мнению, только в Литве, он писал: «Эта тварь до такой степени гурман, что когда она ест падаль, то, набив полный живот, она вжимается между тесно растущими деревьями и изрыгает все, что съела, а затем возвращается к своей еде. Следовательно, литовцы – наибольшие гурманы из людей. Говорят, что шкура этой твари очень красива, и если кто-то носит ее, становится ненасытным гурманом».
Но даже приняв на веру этот вздор, Кардано и тут не пожелал оставить места таинственному: «Следовательно, или шкура имеет такое могущество и через посредство человеческого тепла приводит к этому результату, или же это происходит тогда, когда желудок чрезмерно горяч, ибо в этом случае он ненасытен».
Отношения в животном и растительном мирах определяются, с точки зрения Джироламо, всепроникающим принципом «симпатии – антипатии». Согласно этому принципу «индийская крыса опасна для крокодила, так как она природой предназначена быть ему врагом», а «растения могут ненавидеть или любить друг друга... Говорят, что сливы и виноград ненавидят капусту, огурцы избегают сливу, а виноград любит молодые вязы. дуб ненавидит камыш так сильно, что засыхает, если его окружить оградой из камыша...», и т. д.
Пожалуй, лишь одно соображение Кардано достойно внимания современных биологов: в одиннадцатой книге «О тонких материях» он писал о том, что природа часто создает новые виды, которые впоследствии исчезают, если не могут защитить себя. Можно ли на основании этого заявления утверждать, что Миланец предвосхитил идеи Ламарка и Дарвина?
Моральная философия
Морально-этические работы Кардано, такие как «О мудрости», «Об утешении», «Об извлечении пользы из несчастий», «О наилучшем образе жизни» и многие другие, занимают важное место в его творческом наследии. Все они представляют собой, по существу, попытку разрешить вопросы: «Что есть мудрость?», «В чем состоит человеческое счастье?», «Как прожить жизнь мудро и счастливо?», «Как следует вести себя в бедствиях и горе?» и т. д. Ответы на эти вопросы неоднозначны, часто противоречивы и зависимы от возраста и душевных кризов автора. И тем не менее они позволяют глубже и вернее оценить нравственную позицию Миланца, хотя было бы, конечно, наивно отождествлять рекомендации Кардано- моралиста с его собственным поведением и образом жизни.
Средневековая мораль предписывала человеку смиренно довольствоваться своим местом в этом мире, подчиняя всю его жизнь идеалу душеспасения. Истинной, Божественной мудростью провозглашалось благочестие, созерцание Бога как высшей сущности или бесконечной формы. И постигалась такая мудрость через молитву, обращение к Богу, через теологические добродетели – веру, надежду, любовь, через отказ от «человеческих вещей» – богатства, славы, власти, друзей.
Высокий мир античной культуры открыл ранним гуманистам и философам Возрождения истинную ценность земной жизни и поставил человека в центр Космоса. Для мыслителей XV века мудрость – это универсальное человеческое познание
Постепенное развитие городов, рост торгово-финансовой и ремесленной предпринимательской активности их населения привели к тому, что «философское», интеллектуальное определение мудрости перестало соответствовать характеру общественных отношений. На историческую арену вышли «новые люди», энергичные и предприимчивые, по-новому ощущающие свою связь с обществом и миром в целом. И философы «от мира сего» задавались вопросом: «Что должен
