'Позволь мн? заступиться за твоего коня, милый юноша; я прошу тебя, поучись у него, какъ сл?дуетъ пользоваться предлагаемымъ удовольствіемъ; если я останусь н?мой, его поведеніе должно наставить тебя. О, научись любить; наука эта проста и, понятая однажды вполн?, не забывается уже никогда'.
LXIX.
'Я не знаю любви, сказалъ онъ, и не хочу ее знать, разв? что это вепрь; тогда я стану за нимъ охотиться. Слишкомъ великъ заемъ; я не желаю быть должникомъ. Моя любовь будетъ для любви только гнушеніемъ ею, и я слыхалъ, что не исчезла еще жизнь въ той смерти, которая и см?ется, и плачетъ заразъ.
LXX.
'Кто облекается въ безформенную, не довершенную одежду? Кто срываетъ почку, прежде ч?мъ она развернется къ листъ? Если разцв?тающее лишится мал?йшей части, оно увянетъ уже вначал?, не будетъ годиться никуда; жеребенокъ на котораго сядутъ или котораго навьючатъ слишкомъ рано, утратитъ свою бодрость и выростетъ безсильнымъ.
LXXI.
'Ты помяла мн? руку своимъ пожатіемъ; разойдемся, оставимъ этотъ праздный предметъ, эту безц?льную болтовню, прекрати осаду моего несдающагося сердца: оно не откроетъ воротъ своихъ для любовной тревоги; откажись отъ своихъ клятвъ, притворныхъ слезъ, своей лести; если сердце твердо, он? его не простр?лятъ'.
LXXII.
'Какъ! Ты способенъ говорить?' — сказала она. 'У тебя есть языкъ? О, лучше бы его не было или я была лишена слуха! Твой голосъ, подобный голосу сирени, причинилъ мн? двойной вредъ: я несла свое бремя, теперь отягчилась моя ноша: мелодическое разнозвучіе, небесный гимнъ и р?зкое бряцанье, усладительная музыка для слуха и глубоко-скорбное уязвленіе сердца!
LXXIII.
'Не будь у меня зр?нія, одинъ только слухъ, ухо мое полюбило бы въ теб? внутреннюю, незримую прелесть; будь я глуха, твоя вн?шность затронула бы во мн? все, что способно возчувствовать, — хотя, не им?я ни глазъ, ни ушей, чтобы вид?ть и слышать, я все же полюбила бы тебя отъ одного прикосновенія къ теб?.
LXXIV.
'Будь я лишена и осязанія, такъ что не могла бы ни вид?ть, ни слышать, ни осязать, и мн? досталось бы въ уд?лъ одно обоняніе, — и тогда моя любовь къ теб? была бы не меньшею, потому что изъ реторты твоего лика, очищаясь, исходитъ ароматное дыханіе, порождающее любовь при обоняніи его.
LXXV.
'Но какою трапезою былъ бы ты для вкуса, будучи п?стуномъ и питателемъ четырехъ прочихъ чувствъ! Они пожелали бы продолжать свой пиръ нав?ки и вел?ли бы Подозр?нію затворить покр?пче дверь, для того чтобы Ревность, эта досадливая, непріятная гостья, не усп?ла испортить празднества, закравшись сюда'.
LXXVI.
Снова разверзаются рубиновыя врата для пропуска его сладкой р?чи, но подобны они и багровому м?сяцу, в?щающему крушеніе моряку, бурю полямъ, горе пастухамъ, гибель птицамъ, взрывы в?тра и мятель скотоводамъ и стадамъ.
LXXVII.
Она подм?чаетъ вовремя злов?щій признакъ: какъ в?теръ стихаетъ передъ началомъ дождя, какъ волкъ рычитъ, прежде нежели залаетъ, или какъ ягода лопается, прежде ч?мъ сгніетъ, какъ смертоносная пуля изъ ружья, такъ поразило ее его помышленіе, прежде нежели онъ его высказалъ.
LXXVIII.
При его взгляд?, она упала навзничъ: взглядъ можетъ убивать любящаго, какъ взглядъ же и живитъ; улыбка залечиваетъ рану, нанесенную суровостью; но счастливъ разорившійся, которому приходится потерп?ть такъ черезъ любовь! Неразумный юноша, думая, что она умираетъ, треплетъ ея бл?дныя щеки, такъ что он? зарумяниваются.
LXXIX.
Удивительно не сбылось его нам?реніе: онъ хот?лъ строго ее побранить, но хитрая любовь находчиво предотвратила это. Счастливое паденіе, такъ остроумно послужившее ей обороной! Лежитъ она на трав?, какъ убитая, пока его дыханіе не вдохнетъ ей жизнь.
LXXX.
Онъ потираетъ ей носъ, гладитъ щеки, сгибаетъ пальцы, кр?пко нажимаетъ пульсъ, третъ и губы, старается тысячью способами загладить обиду, нанесенную его неприв?тливостью. Онъ ц?луетъ ее, она добровольно не хочетъ подняться, и потому онъ продолжаетъ ее ц?ловать.
LXXXI.
Ночь скорби превращается для нея въ день; она слабо открываетъ свои два голубые окошечка, уподобляясь красавцу-солнцу, когда оно, въ своемъ св?жемъ наряд?, прив?тствуетъ утро и оживляетъ весь міръ; и подобно тому какъ св?тлое солнце озаряетъ небо, такъ ея лицо осв?щается ея взглядомъ.
LXXXII.
Эти лучи устремлены на его безбородое лицо, какъ-бы отъ него заимствуя свое сіяніе. Никогда-бы еще не соединялись такіе четыре св?тильника, если-бы его взглядъ не омрачался нахмуреннымъ челомъ. Но ея глаза, св?тящіеся сквозь слезы, сіяютъ какъ луна, которая смотрится въ воды.
LXXXIII.
'О, гд? я?' говоритъ она. 'На земл? или въ небесахъ? Погружена въ океанъ или въ пламень? Который
