рожденный не женщиной; ты не мужчина, хотя им?ешь подобіе мужчины, потому что мужчина ц?луетъ и по собственному почину'.
XXXVII.
Выговоривъ это, молящій языкъ ея останавливается отъ досады; возрастающій гн?въ вызываетъ молчаніе; но ея пылающія щеки и яростный взглядъ пышатъ обидой. Она, судья въ любви, не можетъ выиграть своего д?ла, и она то плачетъ, то пытается говорить, но рыданія прерываютъ ея нам?реніе.
XXXVIII.
Она то качаетъ своей головой, то его рукою, то смотритъ на него, то въ землю; порою руки ея обвиваютъ его, какъ лентою; она желала-бы связать его своими объятіями, онъ того не хочетъ; но когда онъ старается освободиться, она сплетаетъ одинъ съ другимъ свои лилейные пальцы.
XXXIX.
'Любимецъ мой, говоритъ она, если я заключила тебя сюда, въ эту б?лую, какъ слоновая кость, ограду, я буду твоимъ паркомъ, а ты моей дичью. Питайся, гд? вздумаешь, на горахъ и въ долинахъ, питайся на моихъ устахъ, и если возвышенности покажутся теб? безводными, спустись ниже туда, гд? лежатъ прив?тливые ручьи. ''
XL.
'Въ сихъ пред?лахъ достаточно приб?жищъ: н?жныя травяныя низменности, высокія прелестныя равнины, округленныя вздымающіеся холмы, темныя и дикія кущи для укрытія теб? отъ бурь и дождя. Будь же моей дичью, если я такой паркъ; ни одна собака не спугнетъ тебя, хоть бы тысячи ихъ залаяли'.
XLI.
Адонисъ усм?хается на это презрительно; но на об?ихъ щекахъ его появляются красивыя ямки; Амуръ сотворилъ эти углубленія: если-бы его хот?ли убить, онъ далъ бы схоронить себя въ такихъ могилахъ, зная, — что лежа тамъ, гд? обитаетъ сама любовь, онъ умереть не можетъ.
XLII.
Эти прелестныя пещеры, эти очаровательные провалы, отверзлись для поглощенія влеченія Венеры. Она обезум?ла уже прежде, какъ было ей сохранить разумъ теперь? Кто пораженъ уже на смерть, зач?мъ тому второй ударъ? Б?дная царица любви, обреченная, въ силу своего-же закона, любить ланиты, усм?хающіяся теб? только изъ презр?нія!
XLIII.
Къ чему ей приступить теперь? Что говорить? Ея слова истощились, желанія возрасли, а время проходитъ, и ея предметъ рвется прочь, стараясь освободиться изъ ея сплетенныхъ рукъ. 'Сжалься'! восклицаетъ она. 'Хотя какую-нибудь ласку… какое-нибудь раскаяніе…' Но онъ вскакиваетъ и сп?шитъ къ своему коню.
XLIV.
Но за сос?дними кустами паслась молодая и горячая, горделивая кобылица, подсмотр?вшая Адонисова коня. Она выскочила, захрап?ла, заржала громко, и кр?пковыйный конь, на привязи у дерева, обрываетъ поводъ и несется прямо къ ней.
XLV.
Онъ мчится неистово, ржетъ, прыгаетъ, разрываетъ на себ? плетеную подпругу, наноситъ твердымъ копытомъ раны сносливой земл?, пустыя н?дра которой гудятъ, какъ громъ небесный. Онъ разгрызаетъ жел?зное удило, одол?вая то, что его одол?вало.
XLVI.
Онъ насторожилъ уши; его заплетенная висячая грива встала дыбомъ теперь; ноздри втягиваютъ воздухъ и пышатъ имъ обратно, какъ паромъ изъ горнила; глаза, сердито сверкая огнемъ, говорятъ о его горячей мощи и напряженности желанія.
XLVII.
Онъ то б?житъ рысью, какъ-бы отсчитывая шаги съ милымъ величіемъ и скромною гордостью, то взвивается на дыбы, подпрыгиваетъ, д?лаетъ скачки, какъ бы говоря: 'Это я чтобы выказать мою силу, а это — чтобы прельстить взоръ красивой кобылицы, находящейся близь меня'.
XLVIII.
Что ему до сердитыхъ возгласовъ хозяина, до его 'Тпру!' и 'Стой, я теб? говорю!' Что ему до мундштука и острыхъ шпоръ, до богатаго чепрака и до блестящей сбруи? Онъ видитъ возлюбленную и бол?е не видитъ ничего, ничего, что т?шило-бы бол?е его гордый взоръ.
XLIX.
Пусть живописецъ тщится превзойти самую жизнь и рисуетъ хорошо сложенныхъ коней, соперничая своимъ мастерствомъ съ творчествомъ природы; но ничто мертвое не превзойдетъ живого! Такъ этотъ конь превосходилъ обыкновенныхъ коней своими статьями, отвагой, мастью, походкой, костями.
L.
Копыта у него закруглены, связки тонкія, щетки длинныя и косматыя, грудь широкая, глаза выпуклые, голова маленькая съ открытыми ноздрями, высокая чолка, короткія уши, кр?пкія ноги, необыкновенно короткія, тонкая грива, густой хвостъ, широкій крупъ, н?жная кожа. Чего не требовалось-бы отъ коня, все у него было, за исключеніемъ такого-же гордаго всадника на такомъ гордомъ скакун?.
LI.
Онъ мчится вдаль и смотритъ оттуда; потомъ кидается вновь, несясь, какъ перо, и предлагая в?тру игру въ перегонку, и никто не угадываетъ, куда онъ поб?житъ, полетитъ; в?теръ свищетъ сквозь его гриву и хвостъ, раздувая волосы, которые разв?ваются подобно перистымъ крыльямъ.
LII.
