часъ теперь? Утро или унылый вечеръ? Стремлюсь-ли я къ смерти или желаю жить? Но я жила, и жизнь была для меня смертной тоскою; когда я умерла, смерть стала мн? жизненной радостью!
LXXXIV.
'О, ты убилъ меня; убей опять. Твое суровое сердце, этотъ прозорливый наставникъ твоихъ взглядовъ, научило ихъ такому изд?вательству, такому презр?нію, что они умертвили мое б?дное сердце; и мои глаза, в?рные проводники къ нему, своему властителю, никогда не прозр?ли-бы вновь, если-бы не твои сострадательныя губы.
LXXXV.
'Пустъ за это исц?леніе он? долго ц?луютъ одна другую. Пусть никогда не износятся ихъ алые покровы! И пока он? будутъ существовать, сохраняя свою св?жесть, зараза прогонится изъ всякой опасной годины, такъ что зв?здочеты, предсказавшіе смертность, скажутъ: язва изгнана твоимъ дыханіемъ.
LXXXVI.
'Чистыя уста, наложившія сладкую печать на мои н?жныя уста, что мн? сд?лать, чтобы оставаться всегда запечатанной? я рада-бы продать себя и ты можешь меня купить и заплатить и пользоваться хорошимъ добромъ, а чтобы изб? жать всякой подд?лки, приложи свою ручную печать къ алому сургучу моихъ губъ.
LXXXVII.
'Купи тысячу поц?луевъ отъ меня, мое сердце, и выплачивай мн? ихъ по одному, исподволь. Что значатъ для тебя десять сотенъ поц?луевъ? Разв? не скоро ихъ сосчитаешь и не скоро выдашь? Если, за неуплату, долгъ удвоивается, то разв? и двадцать сотенъ поц?луевъ уже такъ затруднительны?'
LXXXVIII.
'Прекрасная царица', вымолвилъ онъ, 'если ты питаешь ко мн? какую-либо любовь, то сообрази мою дикость съ моимъ незр?лымъ возрастомъ. Пока я не узнаю себя самъ, не старайся меня узнавать; рыбакъ щадитъ неразвитую молодь; мягкая слива отпадаетъ, зеленая держится кр?пко или, будучи сорвана преждевременно, оказывается кислой на вкусъ.
LXXXIX.
'Взгляни: міровой ут?шитель уже докончилъ на запад?, усталой походкою, свой дневный долгъ; овцы воротились въ загонъ, птицы въ свои гн?зда, и черныя, какъ уголь, тучи, заслоняя небесный св?тъ, велятъ намъ разойтись, пожелавъ доброй ночи.
ХС.
'Позволь-же мн? сказать: Доброй ночи! и ты тоже скажи; если ты скажешь это, получишь поц?луй'. 'Доброй ночи!' отв?чаетъ она и прежде, нежели онъ произноситъ: 'прощай!' ему предложенъ уже сладостный залогъ разлуки. Ея руки окружаютъ его шею н?жнымъ объятіемъ; оба они теперь какъ-бы сплотились, стоя лицомъ къ лицу.
ХСІ.
Пока онъ, задыхаясь, не освобождается и не отстраняетъ отъ нея ту божественную росу, т? сладкія коралловыя уста, драгоц?нный вкусъ которыхъ познали ея жаждущія губы, пересытившія себя ими и все-же страдающія жаждой. Онъ былъ отягченъ избыткомъ, она изнемогала отъ жажды (ихъ губы пылали вм?ст?), и оба они пали на землю.
XCII.
Тогда ея быстрое вождел?ніе овлад?ваетъ своею добычей, питается ею обжорливо и все не можетъ насытиться; ея уста поб?ждаютъ, его уста повинуются, платя ту дань, которой требуетъ оскорбительница, ястребиная похоть которой такъ высоко ц?нитъ свой захватъ, что старается изсушить вполн? сокровище его губъ.
ХСІІІ.
Ощутивъ сладость добычи, она предается грабежу съ сл?пой яростью; ея лицо пылаетъ, кровь кипитъ и необузданное желаніе вызываетъ въ ней отчаянную см?лость, которая подвергаетъ забвенію все, прогоняетъ благоразуміе, уничтожаетъ румянецъ стыда и сокрушаетъ честь.
ХСІ?.
Въ жару, ослаб?въ, измучась ея неистовыми объятіями, подобно дикой птиц?, усмиренной долгимъ обученіемъ, или быстроногой коз?, утомленной пресл?дованіемъ, или своенравному ребенку, убаюканному няньчиньемъ, онъ повинуется, не сопротивляется бол?е, когда она беретъ все, что можетъ, хотя и не все, чего желаетъ.
XCV.
Почему, какъ ни замороженъ воскъ, онъ смягчается нагр?ваніемъ и поддается, наконецъ, каждому легкому отпечатку? Безнадежныя вещи достигаются часто см?лостью, особенно въ любви, льготы которой превосходятъ права. Страсть не обмираетъ, подобно бл?днолицому трусу, но устремляется т?мъ бодр?е, ч?мъ дерзче ея ц?ль.
XCVI.
О, если-бы она отступилась, когда онъ нахмурился, она не вкусила-бы такого нектара съ его губъ; бранныя слова и хмурость не должны отталкивать влюбленныхъ: розу срываютъ, хотя она и съ шипами. Будь красота подъ двадцатью затворами, любовь пробивается сквозь нихъ, разрушая ихъ вс?.
XCVII.
Она не можетъ уже изъ жалости удерживать его дол?е; б?дный глупецъ проситъ его отпустить; она р?шилась не принуждать его снова, прощается съ нимъ и проситъ беречь ея сердце, которое, — она клянется въ этомъ ликомъ Купидона, — онъ уноситъ въ своей груди.
XCVIII.
'Милый юноша', говоритъ она, 'я проведу эту ночь печально, потому что мое больное сердце принудить къ бд?нію мои глаза. Скажи мн?, властелинъ любви, встр?тимся-ли мы завтра? Скажи, будетъ-ли
