Его милости Генри Райотсли,
герцогу Соутемптону,
барону Тичфильду.
Ваша милость,
Я сознаю, что поступаю очень дерзновенно, посвящая мои слабые строки вашей милости, и что свет меня осудит за соискание столь сильной опоры, когда моя ноша столь легковесна; но если ваша милость подарит мне свое благоволение, я буду считать это высочайшей наградой и даю обет употребить все мое свободное время и неустанно работать до тех пор, пока не создам в честь вашей милости какое-нибудь более серьезное творение. Но если этот первенец моей фантазии окажется уродом, я буду сокрушаться о том, что у него такой благородный крестный отец, и никогда более не буду возделывать столь неплодовитую почву, для того чтобы снова не собрать столь плохой жатвы. Я предоставляю это мое детище на рассмотрение вашей милости и желаю вашей милости исполнения всех ваших желаний на благо мира, возлагающего на вас свои надежды.
Покорный слуга вашей милости
Вильям Шекспир.
Едва лишь солнце, лик явив багряный, С зарею плачущей простилось вновь, Охотиться Адонис стал румяный: Любил он травлю, презирал любовь. Его, спеша, Венера настигает, Как волокита дерзкий, обольщает И говорит: 'О, лучший цвет полей, Меня прекрасней втрое, несравненный, Румяней роз, белее голубей, Укор для нимф, прелестней плоти тленной; Природа предрекла, создав тебя: Лишь ты умрешь, погибнет мир, любя. 'Не откажи мне спешиться, о диво, И привяжи к луке узду коня; За то в награду ты узнаешь живо Сладчайшие все тайны от меня. Здесь сядь, где змей шипенье незнакомо: Тебя, целуя, задушу истомой. Но не пресыщу губ твоих, — верней Средь изобилья сытость позабудут; Ста поцелуев будет мой длинней, А сто их одного короче будут; Нам летний день покажется за час, В такой утехе пролетев для нас'. Тут, влажной завладев его рукою, Сил воплощеньем жизненных, она Целебной для богинь росой земною Ее зовет, дрожа, возбуждена. Желанье множит силы опьянелой: Его с коня она срывает смело. В одной руке ее была узда, И привлекала юношу другая; Краснеет он с досады и стыда, К такой игре охоты не питая. Она, как уголь пламенный, красна, Он красен от стыда, но кровь хладна. На сук обломанный вмиг намотала Венера повод (как любовь спешит!); Привязан конь; она стараться стала Связать и всадника, что с ног уж сбит, Как бы сама хотела быть им сбитой; Он — силы раб, не страсти, век несытой. Лишь он упал, простерлась и она; Им были локти, бедра их опорой; Вот треплет по щеке его, нежна; Он хмурится, браниться стал, но скоро Ему смыкает поцелуй уста: 'Браниться будешь, не откроешь рта'. Он от стыда горит; она слезами Жар гасит девственный его ланит; И после золотыми волосами И ветром вздохов осушить спешит. Бесстыдницы дает он ей названье; Дальнейшему кладет предел лобзанье. Как перья птицы, мясо клювом рвет Терзаемая голодом орлица И, поглощая все, крылами бьет, Пока не стихнет голод или птица, — Так лоб она целует, щеки, бровь, И, только кончит, начинает вновь.
