А глупый мальчуган ей щеки трет, Вот-вот опять румянец в них мелькнет, И он уже забыл все то, что было, Забыл, что собирался укорять… Любовь уловкой горе отдалила: Как ум хитер — в беде ее спасать! Она в траве недвижно замирает — Пусть он ей жизнь дыханьем возвращает! Он жмет ей нос, и ловит сердца звук, Сгибает пальцы, видя: плохо дело! На губы дышит ей… Как нежный друг, Исправить вред готов, и вдруг он смело Ее целует! Ей теперь не встать, Она согласна вечно так лежать. Ночь грустную теперь заря сменяет, Два голубых окна открыты в день… Так солнце утром землю оживляет, Приветным взором разгоняя тень, Деля сиянье славы с небесами, — Так и лицо озарено глазами. Лицо его, как пламя, жгут лучи, Как будто там сияющими стали. Не будь нахмурен он, тогда в ночи Четыре факела бы заблистали, А взор ее хрустальною слезой Мерцает, как луна в волне ночной. Она твердит: 'В огне иль в океане Я гибну, в небесах иль на земле? Что мне отныне — жизнь иль смерть желанней? Который час? Рассвет иль ночь во мгле? Была жива — и жизнь, как смерть, томила, Теперь мертва — и смерть мне стала милой. Убил уж раз меня! Убей же вновь! Ведь злое сердце взор твой научило С презреньем оттолкнуть мою любовь И сердце бедное мое убило. В мои глаза вошла бы темнота, Когда б твои не сжалились уста. Пусть поцелуй целебный долго длится! Пусть пурпур губ не блекнет никогда! Пусть свежесть в них навеки сохранится, Чтоб гибель им не принесли года! Пусть скажет звездочет, нам смерть вешая: Твоим дыханьем сдута язва злая. О, чистых губ мне наложи печать! Какую сделку заключить должна я? Себя теперь готова я продать, А ты внесешь мне плату, покупая. И чтоб покупку увенчать верней, Печатью мне уста замкни скорей. Пусть щедрым ливнем льются поцелуи, Плати по одному, не торопясь. Ведь десять сотен только и прошу я, Они мелькнут, быстрее слов промчась. Смотри, за неуплату долг удвою, И двадцать сотен для тебя — пустое!' 'Царица, — он промолвил, — объясни Незрелостью все ухищренья эти. Я юн, меня к познанью не мани, — Рыбак мальков швыряет прочь из сети. Созрев, сорвется слива; но она Кисла на вкус, покуда зелена. Взгляни: целитель мира, утомленный, На западе кончает путь дневной. Кричит сова, предвестник ночи сонной, В загоне — овцы, в гнездах — пташек рой. Слой черных туч, окутав небо тьмою, Зовет и нас к разлуке и покою. Давай друг другу мы шепнем: 'Прощай!' Скажи — и ты дождешься поцелуя!' Она, сказав, как будто входит в рай И платы ждет, мечтая и ликуя… И обняла любимого потом, Прильнув к лицу пылающим лицом,
