И вообще, может ли он считать себя литератором? Профессиональным писателем его уж никак не назовешь, хотя бы потому, что он ежедневно трудится в Ост-Индской компании. И у него нет никакой идеи, пусть самой нереальной, которая могла бы помочь ему достойно сносить все трудности и разочарования литературной карьеры. Совсем иначе обстоят дела у Уильяма Айрленда. Наткнувшись на документы, связанные с Шекспиром, он обрел замечательную тему для творчества. Возможно, Айрленд даже накропает книгу.
– Ты хотел бы продолжить? – спросила Мэри брата.
– Прости, ты о чем, милая?
– О наших чтениях в саду. Или мы на сегодня покончили с репетициями?
– Пожалуй, да, – сказал Чарльз, подчиняясь невысказанному желанию сестры. Судя по всему, ей хотелось остаться одной.
– Как-нибудь вечерком мы соберемся снова. Да хоть на этой неделе. – Она сняла руку с плеча брата и направилась к двери. – Попроси их подготовить следующую сцену.
Утром в среду Мэри Лэм и Уильям Айрленд вместе спускались по сходням пристани Брайдуэлл-уорф к Темзе. Ночью шел дождь, а деревянные ступени были и так отполированы до блеска бесчисленными ногами. Поддерживая Мэри под руку, Уильям свел ее вниз до самой кромки воды.
– Боюсь, не очень-то изящно я иду, – извиняясь за свою медлительность, сказала Мэри.
– Не вижу ничего неизящного, Мэри. Законы грации зависят от обстоятельств.
– Какие же необыкновенные вещи вы говорите.
– Да? – он посмотрел на нее с неподдельным любопытством и вдруг воскликнул: – Ага! Вон они.
У причала стояли три или четыре перевозчика, рядом качались на волнах лодки. Когда Уильям попросил переправить их через Темзу, им дружно указали на некоего Гиггза, который вроде бы прибыл к пристани первым; Гиггзу, впрочем, явно не хотелось прерывать дружескую беседу. На его вязаной шапке красовалась позолоченная эмблема его ремесла; он привычным жестом потер ее рукавом и буркнул:
– Это вам встанет в шестипенсовик.
– Я думал, трех пенсов хватит.
– Так дождь же прошел. Для лодки это плохо.
– Можно было Темзу по мосту перейти, – вполголоса сказал Уильям, когда они с Мэри направились к месту швартовки.
– По мосту? Это совсем неинтересно, Уильям! А на веслах так весело и необычно. Настоящая жизнь!
Они не без труда спустились в утлую лодчонку; опираясь на руку Уильяма, Мэри добралась до деревянного сиденья на корме. Гиггз отвязал канат и, крикнув как положено: «Ну, пошла!», оттолкнул суденышко от причала.
– До Парижской лестницы довезешь? – крикнул ему Уильям.
– Туда и правлю.
Мэри еще ни разу в жизни не плавала по Темзе на лодке и в непривычной обстановке совершенно потерялась.
– Я кажусь себе такой маленькой средь этого водного простора.
– Дело не в просторе, – отозвался Уильям. – Дело в прошлом реки.
На воде ветер дул сильнее, чем на суше.
– Но здесь, Уильям, даже воздух совсем другой – свежий, бодрящий. Прошлое тут ни при чем.
– Бард, когда жил в Шордиче, точно так же перебирался через реку в «Глобус». И в такой же точно лодке: они какими были, такими и остались.
Навстречу, разрезая носом бурливые воды Темзы, шел вниз по течению груженный золой шлюп. Лодку стало швырять на волнах, но Мэри нравилось и это.
– Морем пахнет, – сказала она. – Вот бы и нам развернуться да поплыть к морю!
Гиггз не слышал слов Мэри, но, глядя на ее возбужденное, восторженное лицо, запел песенку рыбаков и лодочников, знакомую ему с детства:
А потом затянул припев про спускаемый парус, с непристойным обыгрыванием слов «мачта», «прореха» и «дырка». Пенять за это охальнику Уильям не решился, он лишь растерянно смотрел на лодочника. Зато Мэри едва сдерживала смех; она откровенно наслаждалась происходящим; река приятно холодила ее опущенную в воду руку.
– Вот вам и Париж! – крикнул Гиггз.
Лодка еще не коснулась берега, но оттуда уже тянуло крепким запахом рыболовных снастей, гниющего дерева и дегтя, которым смолят лодки. Мэри смотрела во все глаза. Чем ближе они подплывали к южному берегу Темзы, тем виднее становилось, как текущая на реке, в прибрежных сарайчиках и под лодочными навесами жизнь выплескивается в узкие улочки города. Лодка подплыла к причалу Парижской лестницы, и Гиггз, ни к кому не обращаясь, крикнул: «Эй-эй-эй!» Затем, набросив канат на железную тумбу, подтянул суденышко к маленькому деревянному настилу. Мэри с готовностью ступила на него. Пока Уильям выдавал лодочнику шестипенсовик, Мэри уже зашла в ближний переулок, где по булыжной мостовой струился грязный поток.
– Вон там была яма, в которой держали медведей, – сообщил подошедший Уильям. – Зрителям в «Глобусе» прекрасно был слышен их рев. Его называли «медвежьим песнопением».
– Здесь и теперь очень шумно.
– Прибрежные жители славятся горластостью. Она у них в крови.
– Мне кажется, в жилах у них не кровь, а речная вода.
– Вполне возможно.
Они направились к переулку Стар-Шу-элли; Уильям чувствовал, что настроение у Мэри приподнятое.
– Нет, не одна только вода, – сказала она. – Я слышу запах сушеного хмеля.
Юго-восточный ветер доносил с пивоварни «Анкор» пьянящий аромат.
– В южных предместьях Лондона, Мэри, чем только не пахнет. Недаром ведь с незапамятных времен сюда ходили и ездили за удовольствиями. А есть ли большее удовольствие, чем кружка пива?
– Боюсь, Чарльз охотно с вами согласился бы.
– Боитесь? Бояться тут нечего.
Мэри вдруг почувствовала, что Уильям с трудом сдерживает возбуждение.
– Я должен вам кое-что сказать, – не выдержал он.
– Что же?
– Только никому пока не говорите. – На миг он смолк в нерешительности. – Я откопал… отыскал новую пьесу. Ее считали потерянной навсегда, а она, однако ж, нашлась.
– Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что вы такое сказали…
– Среди прочих документов я обнаружил пьесу Шекспира. Всю. Целиком.
Они пересекли Стар-Шу-элли; у дома с красными ставнями стояли, привалившись к дверным косякам, две женщины. Уильям даже бровью не повел, но Мэри обернулась и посмотрела на них с изумлением.
– Пьеса называется «Вортигерн», – продолжал он.
– Был вроде бы такой король…
– Да, в древности правил Британией. Но неужели вы не понимаете главного, Мэри? Это
Мэри вдруг застыла на мостовой.
– Да я еще не в силах это осознать. Оценить по достоинству. Уж простите великодушно.
– Она ничем не уступает «Лиру» или «Макбету». – Уильям остановился рядом. – Так мне, во всяком случае, кажется. Пойдемте. А то на нас уже обращают внимание.
К ним, протягивая ладошки, направлялось несколько босоногих, одетых в лохмотья ребятишек.
Мэри с Уильямом повернули к Джордж-Террас – коротенькому ряду почти разваливающихся домов. Некоторые окна были забиты досками, весь переулок пропах нечистотами.
