рассматривать его в двух плоскостях – прошлое и настоящее. Будущее выпадает, поскольку оно не известно. И вместе с этим вечным иксом утрачивается объемность времени. Да, оно имеет объем, который можно представить себе как множество точек, частиц, расположенных в пространстве. Называйте это секундами, мгновениями… Когда же появляется третья составляющая – будущее, возникает и возможность формировать это пространство, оперировать точками как вам угодно. А это и означает управление временем. Мы не занимаемся конспирацией, мы умеем входить в другое пространство, в завтрашний день, куда никто, кроме посвященных, не способен проникнуть. Если мысленно наложить кальку всего, что произойдет завтра, на день сегодняшний, можно увидеть, как поведет себя тот или иной человек.
Оттого, что говорил он заученно, складно, все это напоминало лишь теоретические выкладки некой технологии, но не саму ее; всякое явление чудесного, а управление временем относилось к нему в первую очередь, обладало определенными качествами, которые можно было пощупать руками. Будь то слезы на плачущих иконах или внезапно вышедший почечный камень – именно эти реальные детали поражали воображение, и даже самый искушенный обретал веру в чудо.
Самохин не знал, почему, но представлял себе иначе речи истинных пророков. В конце концов, они должны пророчествовать, а не пересказывать содержание неких теорий…
– В таком случае зачем вам обыкновенная земная власть? – спросил он и, вскинув голову, впервые посмотрел собеседнику прямо в глаза. – Если управляете временем? Вы ставили Липовому условия, требуя должности советника Президента и министров взамен на двенадцатилетний прогноз… А не проще ли, зная будущее, сформировать пространство завтрашнего дня так, как вам нужно. И тогда члены вашего Ордена окажутся у власти естественным образом.
Лжепророк снисходительно улыбнулся.
– Да, это напрашивается само собой… Но наши правила таковы, что мы не можем злоупотреблять своими… возможностями. Несколько позже, после подписания контракта, я открою вам, почему мы не имеем права вторгаться в существующие системы власти… – Он подошел к своей секретарше. – Прошу вас, позовите ко мне Василису.
Та склонила голову и унесла свое тело, незаметно семеня ножками, словно разжиревшее привидение.
– Если вам известно, что будет завтра, – Самохин вдруг ощутил подступающую изжогу, – вы должны знать, соглашусь я или нет. А также и то, позволит ли мне руководство… принять ваше предложение.
– Вы согласитесь, – уверенно проговорил самозванец. – А ваше руководство будет настаивать на этом. Особенно Максим Гаврилович. Сейчас он не может воспользоваться моими прогнозами, поскольку опасается, что его примут за сумасшедшего. Будущее всегда парадоксально, если смотреть на него снизу вверх. С абсолютной верой воспринимается только смерть, и то потому, что никто не соприкасался с опытом бессмертия. Все остальное кажется несбыточным, а значит, ложным. Разве вы сейчас можете представить себе, что менее чем через год займете место адмирала Липового?
– Не могу. – Честно признался Самохин, сглатывая слюну и пытаясь задавить изжогу.
– А это будет.
– Такое чувство, словно вы обещаете дать взятку. В виде должности…
– Я взяток не даю. Вас назначат без моего участия.
– Ваши бы слова да богу в уши…
– Скажите, а куда вы пропали тогда? – вдруг мгновенно переключился самозванец. – Там, на автовокзале? После того, как побеседовали с нищими.
– Взял такси и уехал, – целомудренно сказал Самохин. – А по вашей версии?
– Мои люди вас потеряли. Хотя они очень опытные…
– Накажите…
– И обнаружили только в райцентре, за ужином, в ресторане…
– Значит, я поехал не на «Ниве», а на машине времени.
– Нет, ехали вы на «Ниве». Но по какой дороге?
– Вот этого я не знаю! – сквозь боль рассмеялся Самохин. – По какой везли, по той и ехал. И дороги тут у вас!..
– Простите за назойливость… А там, в ресторане, были нищие?
– Кто же их пустит? У нас в Москве не пускают…
– Это хорошо, что вы не теряете чувства юмора, – одобрил тот. – Даже когда вам больно. Я сделал правильный выбор.
В это время в сопровождении секретарши в зал вошла молодая женщина в облегающем стройную фигуру тресе и с черным покрывалом на голове, который делал ее похожей на монахиню.
– Сестра моя, – нежно сказал самозванец. – Проводите моего гостя в свою лечебницу. И проследите, чтобы ему было хорошо. У него сейчас обострение язвенной болезни, довольно застарелой и опасной. Не исключено прободение… Сергей Николаевич нужен Ордену совершенно здоровым и энергичным. Излечите его.
Диагноз он ставил мгновенно, как космический целитель…
В знак покорности эта монахиня лишь молча опустила голову и замерла в ожидании.
Самозванец же приблизился к Самохину и вдруг как-то ритуально коснулся плеча.
– Итак, через два дня мы подпишем контракт.
– Когда же я смогу проконсультироваться у своего руководства?
– Накануне, то есть завтра… Но уверяю вас, основное решение за вами. Привыкайте сами руководить.
– Я еще не занял кресло адмирала.
– Понимаю, честному человеку всегда трудно представить себя на месте своего патрона. – В голосе его вновь забулькало. – Но что бы вы ни думали, что бы ни предпринимали, все сложится помимо вашего желания. И вам придется занять его место.
– В общем-то я и сейчас готов, – будто бы размышляя, проговорил Самохин. – Подписать контракт, потом сесть в любое кресло, на стул, лавку и даже нары. Куда уж посадит судьба… Если бы сейчас мне сказали, родилась ли у них дочь? Ясная дева…
13
Двадцатипятилетний срок Артемию пересмотрели лишь в пятьдесят шестом и выпустили, будто бы вспомнив его искупительную кровь. Приехал он по весне в Горицы и не узнал своей деревни: вдесятеро разрослась, бараки стоят по всем выпасам, словно в лагере, один к одному, в клубе музыка играет, и народ ходит вроде бы вольный, без конвоя, однако по виду – так вроде киргизы ссыльные или какие-нибудь китайцы. Много народу, с тыщу, пожалуй. И пыль кругом стоит, ветер свищет – глаз не открыть.
Сначала Артемий подумал, трактора и машины пыль подымают, а паровозы-кукушки гудят и воздух вихрят, но когда вечером встала вся техника, а ветер не улегся, напротив, сильнее стал, понял он: это не дорожная пыль, а текучий, как вода, и очень знакомый песок, который оседает змейками возле домов, забивается в щели – ну что тебе вьюга зимой!
Подивился он эдакому чуду, кое-как отыскал свою избу – с одного бока аж сугроб вырос, открыл дверь, а оттуда песок хлынул, так что едва отскочить успел.
В окне щелка оказалась – так пол-избы занесло!
Мать родная, да что же такое?
Огляделся вокруг, сел на крыльцо: ходят мимо люди, все узкоглазые: вербованные китайцы или азиаты, что ли. Хоть бы одно русское лицо!
– Ты чего это, дед, расселся тут? – спросил один такой молодой мужик с топором. – Это моя изба.
Артемий признаваться не стал.
– Шел мимо, отдохнуть присел. Ноги устали.
– Отдохнул, дак иди!
По выговору, вроде сватьинский мужик, всяко уж не китаец, но раскосый…
– Ты откуда будешь-то? – спрашивает Артемий.
– Местный.
– Из какой деревни?
– Из Копылино.
