Путяев вздохнул, посмотрел на шеренгу бульдозеров и хотел вспомнить что-нибудь получше, но в эту секунду ощутил, как кто-то невидимый пристально смотрит ему в спину. Аж холодок от того взгляда побежал. Он поднял ружье и осторожно глянул в сторону болота…
В нескольких десятках метров от края мари выросла темно-синяя большая гора какой-то причудливой формы. Путяев сначала подумал, что это куча торфа, потом решил, что это брикетировочная машина, но когда гора зашевелилась, вскинув головку на длиннющей шее, ружье выпало из рук, брякнув по крыше. Животина щелкнула пастью и, переваливаясь с боку на бок, полезла к берегу.
– Вот он! – заорал Витька и скатился на землю. – Подъем, Колесов!
Колесов вмиг очутился на улице.
– Где? – выдохнул он, хватая штыковую лопату и вращая глазами.
– Сюда прет! – Путяев устремился к бульдозеру и запрыгнул на гусеницу.
– Бей! – скомандовал Колесов.
– Обалдел? – Витька крутанул рукоятку пускача. – Его снарядом не возьмешь.
Колесов наконец увидел животное, бросил лопату и, оглядываясь, рванул к трактору.
– Если по башке дать, – приговаривал он. – Если в башку пальнуть – возьмешь. Башка-то с коровью…
Два бульдозера рыкнули пускачами, и уже через секунду замолотили дизели. Путяев развернулся на месте и, включив высокую передачу, пошел наперерез зверю.
– Заходи с тыла! – на ходу закричал он. – Берем в ножницы!
Между тем животное выбралось на сушу и направилось в лес. Бульдозеры настигали, отрезая путь. Витька приподнял лопату на уровень радиатора и бросился в атаку. Туша наплывала, как вражеский танк. Уже поблескивала чешуя не чешуя, и в приоткрытом клюве виднелась какая-то веточка. Небольшой доворот и удар!
– Тарань! – прокричал Путяев, ожидая столкновения.
Затрещали деревья, ахнулось несколько толстых сосен, вздыбилась земля на корнях. Трактор вильнул, подпрыгнул, юзанул гусеницами, и Витька оглянулся, чтобы увидеть сраженное чудовище. Бульдозер Колосова шел прямо в борт путяевского трактора, и сквозь лобовое стекло виднелся разинутый рот водителя. Витька резко дал вправо, и все-таки Колесов ободрал поднятой лопатой кабину. Животного видно не было…
– Ты чего?! – заорал Путяев. – Ослеп, рожа? Чуть меня не раздавил!
– А ты? – в свою очередь, крикнул Колесов. – Где зверюга?
Витька на ходу высунулся из кабины и осмотрелся. Чудовище стояло у вагончика и, вытянув шею, доставало что-то с крыши.
– Вон! – указал Путяев и прицелился трактором так, чтобы срезать животину сбоку. Руки прикипели к рычагам, дизель ревел во всю мощь. «Огонь!» – скомандовал себе Витька. Удар был сильным. Протяжно громыхнуло железо, затрещали кости, в воздух полетели какие-то колеса и нары. Путяев открыл глаза и сразу увидел, что вагончика больше нету, что он лежит плоский, как портсигар, и его старательно утюжит болотоходными гусеницами тракторист Колесов. А ускользнувший зверь, припадая от неповоротливости то на один бок, то на другой, – одним словом, как гусь на воду, спускается к болоту. «Ну, гад!» – изумился Витька, бросая машину следом по всем правилам танкового боя. Краем глаза он заметил, что и Колесов не отстает и идет чуть правее, на бочки с соляркой. Путяев хотел предостеречь товарища и не успел. Колонна бочек лопалась под гусеницами барабанным боем. Витька сморщился от натуги и потянул фрикцион. Теперь можно было точно наехать на длинный, уходящий в гору хвост чудовища, спина которого колыхалась перед радиатором. Однако зверь увильнул в сторону. Путяев мгновенно раскусил маневр (недаром был механиком-водителем!) и точно повторил зигзаг противника. Животина лезла на гору торфа и от старательности вытягивала шею. Еще рывок!.. И вот уже трактор полез по хвосту зверя, на хребет, увенчанный острыми, блестящими зубьями. «Ага-а!» – воскликнул Витька, подпрыгивая на сиденье и тем самым помогая раздавливать гигантскую тушу. Бульдозер влез на гору и клюнул носом. Это означало, что Путяев загнал машину на спину чудовища. Теперь оставалось опустить лопату и срыть зубья вместе с тонкой шеей, что он и сделал. Круто развернувшись, Витька сбросил газ и выглянул из кабины…
От колесовского трактора из болота торчала лишь крыша, да и та на глазах Путяева скрылась под густой торфяной жижей. Сам Колесов, выдирая ноги из грязи, спешил отойти подальше от засасывающей воронки.
– Прыгай! – орал Колесов неизвестно кому.
– Где он? – крикнул Путяев, вертя головой по сторонам. Животины не было видно. Тогда Витька решительно схватился за сектор газа, но тот почему-то оказался уже под водой, а вернее, под жидкой грязью, которая неслышно подбиралась к подбородку. Возле уха плавал коробок со спичками. Витька выпрыгнул и, загребая руками, поплыл.
Бурая жижа несколько раз утробно булькнула, набираясь в выхлопную трубу, и трактор Путяева утонул. Путяев же плыл вразмашку, глотая грязь и слезы, и никак не мог достичь твердого места.
– Куда ты?! – спрашивал Колесов, рыся вдоль прорытого канала. – Ты вдоль плывешь! Вдоль! Давай к берегу!..
Витька наконец понял и повернул на голос. Через минуту он нащупал твердь, подтянулся и сел…
Неведомый зверюга уходил к горизонту неторопливой, валкой походкой уставшего динозавра.
Никита Иваныч тряхнул головой, соображая, и когда сообразил – заковыристо выругался.
– Ну, дождался… Да где же ты, спаситель, раньше-то был? Где тебя носило, окаянного? Болото ведь осушать начали! Канавы роют, торф вывозить собираются!
– Погоди, старик, ты что на меня кричишь? – немного растерялся Григорьев. – Знаю, что осушают. В области вашей был, просветили. Но меня за что ругать?
– Тебя не ругать – пороть надо! – бухнул старик. – И этого гада подколодного, Кулешова, – пороть! Нет. К стенке надо, без суда и следствия, как в военное время! Тебя выпороть принародно, а Кулешова – в расход!
– Ну ты даешь, Никита Иваныч! – засмеялся Григорьев. – Меня за что? Я только вчера приехал к вам в Алейку. Ты меня первый раз видишь.
– Пошли, я тебе покажу, что с болотом натворили, ты сам себя выпорешь. – Старик дернул обводнителя за скрипучий рукав. – Айда! Журавли гнезда бросают, хлопунцами улетать собираются. От хорошей жизни, что ли?.. Я сколь раз писал вам: высыхает болото, птиц и тридцати пар не наберется. Три года назад писал! А вы что? Осушителя прислали? В бога… Вы каким местом думаете, там сидите?
– Довольно, старик! – Голос Григорьева посуровел. – За чужие проколы нечего на меня серьги вешать. Мы из разных ведомств.
– Но из одного ж государства-то? – взвинтился Никита Иваныч. – И болото такое у нас одно в державе! Вас-то, ведомств всяких, хрен знает сколько наберется… Ты на меня не обижайся, парень. Не тебе, так другому то же самое сказал бы. Ну если ты приехал – тебе и слушать. Я ж здесь, в Алейке живу. Для меня все главные начальники, кто ни приедет. Помню, сразу после войны к нам все Худоногов ездил. Не знаю, кто он на самом деле был, то ли инспектор какой, то ли уполномоченный. Все ему подчинялись. Богомолов молодой был, задиристый, а и тот в рот ему смотрел. И уважали его в народе, потому как он все мог. Понял? Все. И везде распорядиться умел. Один раз, помню, весной, по ледоходу, в Алейку столько начальников собралось – тьма-тьмущая. Орут меж собой, спорят, все никак не могли решить, когда лес из запони пускать. А его рано пустишь – по кустам да по лугам разнесет, поздно – опять беда, вода упадет и лес по берегам останется… Ну и Худоногов с ними схватился, но куда там! Разве переспоришь… Взял он топор, пошел ночью к запони, канаты рубанул и лес выпустил. Его сразу под арест. Держали, пока лес по реке не прошел. А прошел целехонький – выпустили. – Никита Иваныч замолчал на минуту и, спохватившись, добавил: – А Кулешов-то приехал – что? Я спрашиваю: ты башкой своей думаешь, что болото вредно осушать? Понимаешь? Он так спокойно – понимаю, жалко птицу… Ишь, гад, понимает! А свое делает – у меня государственное задание, торф нужон! Теперь приехал вот, говорит, компромисс какой-то нашел: зимой торф брать, когда журавлей не будет. И ведь как все повернул – не то что выпереть его отсюда, укусить не за что, вражину… Я-то, грешным делом, подумал, ошибка вышла где-нибудь наверху. – Старик показал пальцем в потолок. – А его послали не то делать, вломят потом, когда разберутся. Пожалел,
