Док лежал в гамаке и вроде бы спал, я растолкала его и потащила в дом.
– Что случилось? – разволновался Док, а я, бегая кругами, принялась объяснять:
– Док, тебе надо сходить к соседям сегодня, нет, завтра. Придешь и скажешь, что тебя беспокоят мои постоянные отлучки. Далее жалостливо расскажешь историю о моем сиротстве, а главное – о болезни.
– Какой? – испугался Док.
– Ты меня с ума сведешь, – разозлилась я. – Ты должен объяснить людям, что я малость того, – в этом месте я выразительно покрутила пальцем у виска.
– Зачем, Варвара? – еще больше растерялся Док.
– Для жалостливости. У нас любят юродивых. Страна у нас такая: дуракам и психам везде широкая дорога. Ладно, Док, кончай глаза таращить, давай сядем и подготовим конспект твоей завтрашней речи. Она должна отвечать двум требованиям: произвести впечатление и не вызвать лишних вопросов. Так что за работу.
Док еще минут пятнадцать приходил в себя, потом наконец понял, что я от него хочу, и начал неплохо соображать.
Речь мы составили и даже отрепетировали.
– Одного не пойму, зачем тебе это? – все-таки спросил Док.
– Что «это»? – прикинулась я дурочкой.
– Вся эта чертовщина с твоей мнимой болезнью.
– Мне до смерти надоело играть в шахматы, – вздохнула я, а Док, конечно, не поверил и даже обиделся, что я держу в секрете от него свои планы. Вот так всегда: скажи человеку правду, и можешь твердо рассчитывать на то, что тебе не поверят.
Утром Владимир Иванович позвонил где-то около одиннадцати. Честно говоря, звонка я не ожидала, думала, он просто перестанет меня приглашать после вчерашнего инцидента и дружба наша расстроится, но он позвонил, а я, понятное дело, порадовалась.
Трубку снял Док и заговорил этим своим голосом, от которого я просто с ума сходила: шикарный такой голос, профессорский.
– Простите, я говорю с Владимиром Ивановичем? – начал Док, а я нервно хихикнула, потому что испугалась, что Док загнет какое-нибудь «имею честь», оно, конечно, здорово звучит и все такое, но для нашего соседа это все-таки слишком. Владимир Иванович ответил, что это в самом деле он. Тогда Док говорит: – Простите, я хотел бы с вами встретиться… Это касается Вари… да… если можно, сейчас.
Оказалось, можно, и Док стал собираться.
– Ты уж расстарайся, – напутствовала я его. – Чтоб жалостливо и все такое.
Он только рукой махнул, очень нервничал. Конечно, во вражье логово идти – не сахар, но в настоящий момент повода для особого волнения я не видела.
Док ушел, а я устроилась в гамаке и стала ждать. Прошло минут двадцать, он не возвращался. Я забеспокоилась: о чем они болтают так долго? Моя история должна быть жалостливой, а не занудной.
Наконец Док вернулся. Выглядел он неважно, руки дрожали, а взгляд блуждал. Я в первую минуту перепугалась, все, думаю, раскусили враги наши хитрости, но тут же успокоилась. Выглядел Док паршиво оттого, что опять оседлал своего любимого конька и теперь стыдился, что говорил заведомую ложь (можно подумать, что не бандиту врал, а батюшке на исповеди), а также пытался докопаться до смысла затеянной мною игры. Я ему раз сто уже говорила: нет ни в чем смысла, нет, а он все ищет.
Док выпил холодненькой водички, сел в кресло и задумался. А я стала бродить по комнате и насвистывать.
– Ты знаешь, – сказал он со вздохом, – по-моему, он неплохой человек.
– Кто? – хмыкнула я.
– Этот Владимир Иванович.
– Папа? Папа неплохой. Ты досье на него читал, которое приносил Орлов? Точно, неплохой. Я тебе больше скажу: он хороший человек. Будь у меня талант, я бы про него книгу написала и озаглавила просто и со вкусом – «История хорошего человека». Или лучше «Жизнеописание», как считаешь, а, Док?
– Перестань паясничать! – разозлился он.
– Ты хоть сделал, что я просила? – тяжко вздохнув, поинтересовалась я, хотя ответ уже знала, но Док не любит, когда я копаюсь в его мозгах, а я чужие желания уважаю, потому и стала задавать ему вопросы.
– Конечно, – тоже вздохнув, ответил он и добавил с недоумением: – По-моему, он к тебе привязался…
– Док, не отвлекайся, а?
– Я пришел и сказал примерно следующее: Владимир Иванович, я единственный близкий Варе человек, девушка больна, я всячески стараюсь оградить ее от внешнего мира и потому знакомство с вами не приветствовал. Но так как не усматривал в нем ничего особенно вредного, не возражал. Но вчера Варя вернулась от вас в сильном волнении, а это как раз то, что ей категорически противопоказано. Я вас убедительно прошу прекратить эту дружбу и все такое прочее.
– Ты сказал, что я чокнутая?
– Я сказал, что ты больна.
– Но понял-то он правильно?
– Надеюсь. – Док покачал головой с крайним недовольством и уставился на меня. Сейчас начнет свою
