– Постой, как же так? – заволновался он. – Когда уезжаешь, почему?
– Завтра, в восемь утра.
– Ты мне ничего не говорила…
– Не хотела расстраивать… Я ведь знаю, вы ко мне хорошо относитесь, я чувствую…
– Варя… – начал он и запнулся. – Где этот дом находится? – Он разозлился и даже не пытался скрыть этого.
– Недалеко, километров пятьдесят. Только вы ко мне не приезжайте, – попросила я. – Вы добрый, вам меня жалко станет, только расстроитесь. До свидания, Владимир Иванович, спасибо вам за все. Я пойду, ладно? Мне тяжело прощаться, я потому и молчала… До свидания. – Тут я спустилась по ступенькам и почти бегом направилась к ограде.
– Варя! – крикнул он вроде бы испуганно, а я, не оборачиваясь, помахала рукой.
Протиснулась в наш сад и с трудом отдышалась. «Лицедейка», – хмыкнула я мысленно и пошла к Доку.
– Если будет звонить, трубку не бери, – предупредила я, однако никто не позвонил. Владимир Иванович хоть и сильно переживал, но мужиком был нормальным, в том смысле, что не психом, и понимал, что против судьбы не попрешь. Я устроилась на диване, а Док рядышком и начал приставать с вопросами. Так как в моем плане ему отводилась не последняя роль, пришлось все объяснить. Он слушал, хмурился, но вынужден был согласиться, что ничего другого предложить не может, и только кивнул.
К вечеру я стала смотреть на часы с большим томлением, попробовала читать и не смогла, волновалась я чрезвычайно: если сегодня у меня ничего не выйдет, завтра придется уезжать, а другой возможности подобраться к Папе у меня не будет.
Через полчаса пошел дождь, сначала теплый, неспешный, потом поднялся ветер, стал гнуть березу под окном, небо сделалось свинцовым, полыхнула молния, и начался настоящий ливень.
Я выглянула в распахнутое окно и покачала головой: буйство природы мне в общем-то на руку, как фон для рвущей душу сцены. В этом нет ему равных, лишь бы ливень не спугнул моего старшего друга, и он не остался дома.
В 21.10 я сказала Доку: «Молись за меня, если верующий» – и бросилась вон из дома, причем в своем ситцевом сарафане и босиком, для большей убедительности. Из-за боязни опоздать возле крыльца дорогого друга я появилась рановато, и мне пришлось спрятаться возле соседского забора в густых ветвях сирени, впрочем, улица была совершенно пустынна, вряд ли кто меня заметит.
Я ежилась от холода, топала ногами в образовавшейся луже и с тоской думала: «Точно не поедет», но в этот момент ворота открылись, и появилась огромная черная машина, марки которой я не знала, должно быть, что-то американское, а я бросилась машине наперерез, размахивая руками и крича во все горло: «Владимир Иванович!»
Все-таки он успел ко мне здорово привязаться, потому что машина не только остановилась, но он сам, несмотря на дождь, вышел из нее и даже не подумал о своем костюме, когда я мокрая, точно курица, бросилась к нему на шею.
– Владимир Иванович, – синими губами зашептала я, трясясь и слегка заикаясь (все взаправду, трясучка и синие губы от холода, но он решил, что от волнения, и правильно, я на это очень рассчитывала). – Владимир Иванович, пожалуйста, не уезжайте, я вас очень прошу…
– Варя, – растерялся он и даже попробовал немного отстраниться, но я вцепилась насмерть.
– Владимир Иванович, я не сумасшедшая, так уже было, когда моя мама умерла, я всегда чувствую, и сейчас… ради бога, не уезжайте, вы не вернетесь, пожалуйста, поверьте мне… – Я рыдала, орала, стараясь перекричать дождь, а Владимир Иванович совершенно обалдел. Из машины выскочили мальчики, но они не знали, что делать, указания не поступали, а оттащить меня под свою ответственность никто не рискнул.
В эту минуту, дождавшись своей очереди, из-за угла возник Док, тоже успевший промокнуть, выглядел он очень разгневанным.
– Сейчас же отправляйся домой! – рявкнул он, подскочив ближе.
– Что случилось? – все еще растерянно спросил Владимир Иванович.
– Она вдруг решила, что с вами что-то случится, – пояснил Док. – Да отпустите вы ее… Я вынужден был запереть ее в комнате, она весь вечер рвалась к телефону вас предупредить, а потом сбежала через окно…
В продолжение его речи я канючила свое, исходила слезами и хватала дорогого друга за руки. Все окончательно обалдели, сцена разыгралась совершенно нелепая и даже дикая. Когда я в очередной раз взвизгнула:
– Он врет, я знаю, я всегда знаю, я не сумасшедшая! – в мозгах Владимира Ивановича промелькнула любопытная мысль, и он спросил:
– Про мать она говорит правду?
– Это совпадение, вы же нормальный человек, вы должны понимать, – рассвирепел Док. – Те случаи просто совпадения, поймите, она не в себе и считает, что может предчувствовать.
– Давайте войдем в дом, – совершенно спокойно заявил Владимир Иванович, чем, признаться, всех удивил. Взял меня за руку, и мы, забыв про машину, бросились к крыльцу, шофер сдал назад в еще не закрытые ворота. Со всех действующих лиц на мраморные плиты стекала вода, однако в холле было тихо, и мы могли говорить спокойно, то есть это Владимир Иванович мог, я же говорить вообще не могла и только держала его за руку. – В чем дело? – спросил он Дока. – Только короче, без ваших медицинских терминов.
– Девчонка решила, что вам грозит опасность, что вы сегодня умрете. Два дня твердила: «Что-то случится», а ближе к вечеру… вы сами видите.
– Вижу. Такое уже бывало?
