родительской дачи. Он умел одним словом, одним взглядом заставить человека подчиниться, и осознание этого неожиданно придало мне силы, а отнюдь не страх.
– Юлька может вернуться в любой момент, – соврала я, удовлетворенно отметив, что мой голос звучит спокойно и даже с намеком на сожаление. – Я не хочу, чтобы она застала тебя здесь.
– Почему? – удивился он.
– Пришлось бы объяснять, с какой такой стати я нарушила свои принципы и…
– Объяснять? – засмеялся он. – По-моему, это не ее дело.
– А по-моему, наши с ней отношения тоже не твое дело.
– Вот как? О’кей. Скажи ей, что влюбилась. Кстати, ты влюбилась?
Несколько мгновений я боролась с желанием сказать ему гадость, но здравый смысл победил.
– Да, – кивнула я.
– Ну и… – Он улыбался, сложив руки на груди и наблюдая за мной.
– Что?
– За этим должен последовать вопрос. Разве нет?
– Нет. Ты же правдивый человек, вдруг твой ответ придется мне не по душе.
– Он тебе понравится, – засмеялся Дима, а я вновь подумала: все, что происходит, далеко от моих представлений об этом человеке, тех представлений, которые были еще несколько часов назад. И теперь даже его имя, такое милое, мягкое, казалось мне чужим, придуманным и совершенно ему не подходящим.
– Хорошо. Я ухожу, – неожиданно произнес он и направился в спальню.
Я осталась ждать на кухне и, только когда он вернулся, уже одетый, вместе с ним вышла в прихожую.
– Пока, – сказал он и легко коснулся губами моего лба.
– Пока, – ответила я.
Он ушел, а я торопливо заперла за ним дверь и бестолково заметалась по квартире. Как всегда, в таких случаях меня тянуло позвонить Юльке, выговориться, облечь обуревавшие меня чувства в слова и самой наконец понять их. Я схватила телефон, но тут же перевела взгляд на часы: половина третьего. Страшное свинство будить ее посреди ночи. Я отбросила трубку и вернулась на кухню. Допила кофе, отодвинула чашку, подперла щеку рукой и неожиданно заревела. Я и самой себе не могла объяснить, отчего плачу так горько, размазывая по лицу слезы, сморкаясь в бумажные салфетки и отбрасывая их в сторону. Вид моей кухни, где плиточный пол покрылся желтыми комочками, неожиданно вызвал у меня смех, после которого рыдать было просто глупо. Я поднялась, собрала салфетки и выбросила их в мусорное ведро. Потом долго умывалась холодной водой. Физиономия приобрела румянец, а покрасневшие глаза вернули прежний блеск.
– Если он позвонит, – решила я, – пошлю его к черту, – вот только очень я сомневалась, что Дима позвонит.
И почти в то же мгновение раздался звонок в дверь. Я вздрогнула от неожиданности: кто мог явиться в такое время? На ум сразу же пришла Юлька, и я бросилась в прихожую, но, уже взявшись за дверную ручку, умерила пыл, посмотрела в «глазок» и ничего не увидела, кроме темноты. «Наверное, лампочка в подъезде перегорела», – подумала я и спросила громко:
– Юля, это ты?
– Это я, – ответил Дима.
Помедлив, я все-таки открыла дверь. Он стоял, привалившись плечом к стене, улыбнулся, потом пожал плечами.
– Кажется, я тебя обидел, – вздохнул он. – Хотя мне меньше всего на свете этого хотелось.
– Юлька не приехала, – сказала я первое, что пришло в голову.
– Знаю, я все это время сидел во дворе.
– С какой стати?
– Понятия не имею. – Он вошел и запер за собой дверь. – Ты что, плакала? – спросил он, приглядываясь ко мне.
– Ничего подобного.
– Уверена?
– Абсолютно.
– Тебе никто не говорил, что врать нехорошо?
– У меня предчувствие, что ты очень быстро вновь окажешься во дворе.
– Не удивлюсь. Я уже понял: у тебя несносный характер.
– У тебя не лучше, – парировала я.
– Что ж, – развел он руками. – Придется как-то приспосабливаться. – Он обнял меня и прижал к груди, целуя мои волосы, а я подумала, что совсем не хочу, чтобы он уходил.
– Чем ты занимался во дворе? – вздохнула я.
– Глядел на твои окна.
