– Кошмары тебе снились, потому что ты меня прогнала. Что ты имеешь против журналистов?
– А чего в вас хорошего? В какой газете трудишься?
– В «Вечерке».
– Паршивая газетенка.
– У нас самый большой тираж в области, – весело сообщил Борька, ничуть не обидевшись.
– Поздравляю.
– Ты ведь не разлюбишь меня, правда?
– Постараюсь это как-то пережить. В конце концов, все мы в жизни ошибаемся.
Он опять засмеялся, потом сказал:
– Слушай, а я, кажется, влюблен.
– Сочувствую.
– Нет, серьезно. Не хотел тебе звонить, но еле дождался двенадцати.
– Почему двенадцати?
– Если бы позвонил раньше, перестал бы себя уважать.
– Как все сложно… Ладно, ты стойкий парень, выдержал положенное время, теперь трудись с полной самоотдачей.
– Эй, подожди. У меня есть обеденный перерыв, а у тебя? Давай встретимся? К примеру, в час? Я тебя накормлю сегодня, раз уж вчера не удалось.
– Я тружусь без перерывов и перекуров.
– Ты меня дразнишь.
– Ничего подобного. Салют.
Разумеется, новость не пришлась мне по душе. Журналисты народ дотошный, их хлебом не корми, дай что-нибудь нарыть. А «Вечерка» сделала себе имя на скандальных публикациях. Но особой причины переживать я тоже не видела – с нашей нежной дружбой пора завязывать в любом случае, так что это лишний повод поторопиться.
Однако в моих поступках, в отличие от намерений, логики не прослеживалось: позвонил Ник и сказал, что его планы изменились, и я тут же перезвонила Борьке.
– Ты не поверишь, но я только сейчас узнала, что перерыв на обед есть и у меня.
– Ты спасла мне жизнь. Я смотрел в окно и думал: выброситься сейчас или немного подождать, вдруг ты все-таки подобреешь.
– Какой этаж?
– Четвертый.
– Это серьезно. Где встретимся?
Погода, точно одумавшись, радовала солнцем и безветрием. Граждан, измученных затяжными дождями, тянуло на улицу, все спешили урвать немножко тепла перед скорыми холодами. В многочисленных кафе в центре поспешили вынести столы на улицу, взор вновь радовали разноцветные тенты, толпы туристов бродили с очумелым видом, при взгляде на них хотелось лета, праздника жизни, и в душу невольно закрадывалось сомнение: разве можно работать в такую погоду. Борька сидел, вытянув ноги и передвинув стул так, чтобы солнце не било в глаза, но можно было видеть всю площадь. Машину я бросила возле универмага, перебежала на другую сторону, заметив его еще издали.
– Салют, – сказал он весело, поднимая руку со сжатыми в кулак пальцами.
– Здравствуй, товарищ, – ответила я.
– Значит, обеденный перерыв все-таки существует? – хихикнул Борька.
– Революцию лучше делать на сытый желудок. Ты что-нибудь заказал?
– Ждал тебя. – Он подозвал официантку, мы сделали заказ, и, пока его ждали, Борька заявил: – Между прочим, мы впервые видим друг друга при свете дня.
– Ужас какой.
– Нет, серьезно. При свете дня ты еще прекраснее.
– Ты неприхотлив.
– А как тебе моя физиономия?
– Мне важно, что у тебя пламенное сердце и талант оратора. Так что ты там говорил о моей красоте?
Ника я увидела, только когда он оказался возле нашего столика. Улыбка от уха до уха и насмешливый взгляд.
– Салют, девочка, – сказал он, от этого «салют» Борьку заметно передернуло. – Развлекаешься?
– Обедаю с соратником.
– Помни, на свете много мест, где нас ждут. Обожаю тебя, – сказал Ник, целуя меня. Разумеется, я ответила со всей страстью, ожидая, что будет дальше.
