А потом Янис погиб. Забившись в угол больничного коридора, я блевала от ужаса и боли, билась головой о стены и вдруг сказала: «Господи, ты не прав». И замерла, испугавшись, что кощунствую. И повторила, теряя твердость: господи, ты не прав. Хотя прошло с тех пор пять лет, но тот первый год после похорон до сих пор вспоминать страшно. Проще всего было уйти, но был сын. Я хитрила с собой: протяни год, а там сделаешь, что хочешь. Время шло, а боль не отступала. А потом мне приснился сон: Янис сидел в своем кресле у окна и, пряча глаза, сказал очень грустно: «Тебе некуда идти. Это вранье, что после смерти люди встречаются. Здесь ничего нет, и меня нет. Мне так жаль, что я не могу помочь тебе. Прости». Он встал, толкнул дверь и шагнул в никуда. А я проснулась в холодном поту и с пустотой в сердце. Я всегда верила ему и теперь поверила сразу. Смерть стала бессмысленной. Я вернулась в родной город и начала жизнь заново. У меня был сын, была работа и была жизнь, которую я должна прожить. Понемногу все наладилось. Я по-прежнему усердно молилась, но гибель Яниса все изменила: господь больше не был добрым, заботливым отцом, он стал тем грозным библейским богом, завистливым и жестоким, которого следовало опасаться и которому не следовало доверять. Впрочем, ладить с ним было можно, и мне это удавалось: сегодняшний день тому пример. Потому и молилась я очень усердно, надеясь что-нибудь наперед выторговать.
Воспоминания меня расстроили, и я решила выйти на крыльцо, воздухом подышать. Видно, та же мысль пришла и Витьку в голову.
– Посиди, – сказал он, – соловья послушай.
Все складывалось как нельзя лучше. Витек помолчал, потом спросил, точно нехотя:
– Мент твой гнилой мужик. Вот что.
Про мента мне было неинтересно. Я молча кивнула. Витек еще помедлил, видно, слова подыскивал.
– Как же ты после такого мужика за этого мента пошла?
Я бы с удовольствием послала его к черту, и это было бы очень правильно. Но маловыгодно. От меня ждали оправданий. Я пожала плечами и сказала грустно:
– Так вышло… Мы с Валеркой в одном дворе росли, в одном классе учились. Когда Янис погиб, я сюда вернулась, и он тут как тут. Заботливый. Гвоздь вобьет, полку повесит, звонок починит. С Роландом в шахматы играет. Вот и поженились. Не очень понятно, да? – На мой вкус, вышло трогательно.
– Да чего не понять, ясней ясного. Бабе тяжело одной. – Он помолчал. – Машину водишь – класс. Школа. Пацан как, спортом занимается?
– Учу понемногу. Он у меня стоящий парень.
– Есть в кого, – кивнул Витек, – я мужа твоего уважал и тебе зла не хочу, – решился он наконец. – Если ты каким боком в этом деле увязла, так скажи сразу.
– Каким таким боком? – усмехнулась я. – Влезла по самые уши. Вы в Москву вернетесь, а мне здесь жить. Так что или с врагами своими замиряйтесь, или их с собой берите.
Витек поразмышлял о чем-то, кивнул.
– Смотри, дело твое. С Павлом шутить не советую.
Я только вздохнула: какие тут шутки.
Утром после завтрака Гиви, Витек и Мишка куда-то отбыли, Павел на веранде смотрел видео и пиво пил. А я подумала, может, чего узнаю, и спросила:
– Мы здесь прячемся или отдыхаем?
– Отдыхаем, – ответил он. По его тону ясно было, что я уже все узнала.
В десять ртуть в термометре подскочила до тридцати, я решила позагорать.
Все ж таки у меня отпуск. Взяла покрывало и улеглась на лужайке, на несколько часов став предметом почти неодушевленным. Правда, я не забывала переворачиваться со спины на живот, чтобы загар ровнее ложился, а в остальном больше походила на бревно: глаза не смотрят, уши не слышат, и мыслительные процессы приостановились. Из сонного оцепенения меня вывел голос Павла:
– Пива хочешь?
– Лучше чай, – ответила я, чтобы отвязаться.
Через несколько минут он опять позвал:
– Иди, пей.
Никуда идти мне не хотелось, но есть предложения, от которых не отказываются, по моему мнению, это было из их числа. Я прошла в душ, постояла под холодной водичкой, чтобы немного прийти в себя, и вышла к чаю в купальном халате и с полотенцем на голове. Чай пили чинно и практически молча.
– Мы здесь надолго? – в пустоту спросила я.
– Расскажи мне еще раз про Серегу.
Я вздохнула и рассказала. Павел курил, думал.
– Что-то здесь не то, – сказал наконец.
– Что «не то»? – возмутилась я.
– Мало на него похоже.
– Господи, ты ведь не господь бог и не можешь знать о нем все.
– Что-то не то.
– Не знаю. Рассказываю, как есть.
– Сомневаюсь.
