основательную дыру. Саша выдал ему бутылку водки, и мы вернулись в гараж. Выгрузили ящик из багажника и наконец смогли удовлетворить свое любопытство. В сейфе точно были деньги: двенадцать миллионов рублями и двадцать тысяч долларов.
– Весь мой долг Катку, – заметила Серафима, потом посмотрела на Сашу и предложила: – Делим по справедливости, на троих.
– Не нравится мне все это, – наконец смогла я высказать наболевшее. – Как хотите, но называется это воровством.
– Уймись, – прикрикнула тетушка. – Наследников нет, а государству что ни оставь, все прахом. Ты как? – кивнула она Саше.
– Если честно, Лика, по-моему, права. Лично я от шальных денег предпочитаю подальше держаться. От них одни неприятности и головная боль. Хотя насчет государства – сущая правда.
– Ты долго будешь языком молоть? – разозлилась Серафима. – Короче, берешь или нет?
Саша явно боролся сам с собой. Конечно, доллары выглядели впечатляюще, и отказаться было нелегко. Он принял Соломоново решение.
– Дай тыщу баксов, остальные себе возьми. Расплатись с Катком, чтобы он от тебя отцепился.
– Благодарствую, – хмыкнула Серафима и покосилась на меня. – А ты и тысячу не возьмешь?
– Не возьму. Зачем мне?
– Вот юродивая, прости господи… Ладно, мне же лучше.
Она отсчитала Саше тысячу и стала оглядываться вокруг: во что бы завернуть деньги. Вот тогда она и обратила внимание на листок. Доллары были завернуты в стандартный лист машинописной бумаги. Сверху он был девственно чист, и Серафима, вынув деньги, отбросила его в сторону, а теперь, взяв в руки, нахмурилась. Мы проявили любопытство и поинтересовались:
– Что там?
Серафима пожала плечами:
– Какие-то цифры.
И точно, почти весь лист занимали два ровных столбца цифр. В правом цифры повторялись: 15, 20, 10, а в левом встречались как пяти-, так и шестизначные. Поглазев на них с умным видом, мы вынуждены были признать, что они нам ни о чем не говорят.
– Может, какие-то комбинации для рулетки? – предположил Саша.
– По-моему, это ни на что не похоже, – отозвалась Серафима. – Ладно, поехали отсюда. – Она сунула листок в карман, убрала деньги и добавила: – Ящик надо на свалке выбросить, там его уж точно никто не найдет. А ты, племяшка, о деньгах забудь, не видела их вовсе. И не вздумай Вовке проболтаться.
– Не вздумаю, – огрызнулась я.
Прямо за гаражами была свалка, там мы и выбросили сейф.
– Ты чего хмурый такой? – заметила Серафима.
– Не знаю, – отозвался Саша. – На душе муторно.
– Бывает, когда удавленника найдешь.
– Может, зря мы туда сунулись?
– Куда?
– В дом этот…
– Конечно. Так ведь уже сунулись, – утешила Серафима.
– Муторно и все, точно ребенка обокрали.
– Не искажай факты: покойника. А ему, как известно, деньги ни к чему.
Разговор увял, я смотрела в окно и мучилась догадками. Цифры на листе бумаги отчего-то не давали покоя. Во мне зрела уверенность, что разгадка на поверхности.
– Дай-ка листок, – сказала я.
Серафима взглянула неодобрительно, но лист бумаги отдала. Я уставилась на два столбца цифр, испытывая чувство, что кто-то невидимый от души потешается над моей бестолковостью…
– Смотри, – сказала я тетушке, – две последние цифры в левом ряду… Что, если это год? Вначале прошлый, а вот отсюда – текущий.
– А ведь точно, – ахнула Серафима, извлекая из сумки выручку. – Все цифры подряд написаны и потому сбивают с толку, а если расставить точки, то получаем число, месяц и год. Так?
Саша припарковался к тротуару и тоже уставился на листок.
– Точно, – сказал с уважением. – И что это нам дает?
– Пока не знаю. Левый столбец даты, а правый…
– Деньги, – подсказал Саша. – Может, он кому деньги в долг давал и записывал?
И тут на меня снизошло озарение, как известно, это всегда происходит неожиданно. Вот и сейчас я просто смотрела на цифры, слушая, как Серафима с Сашей разговаривают, взгляд натолкнулся на дату: двадцатое августа, только прошлого года. Дыхание сбилось, я замерла на мгновение, а потом спросила:
