палимый, без моего благословения и прощального взмаха синим платочком.
– Круты вы, Анфиса Львовна, ничего не скажешь, – высунув нос из-под одеяла, заметила Женька.
– Бросить нас в такой обстановке, – прошипела я. – Кругом одни убийцы… а еще клялся в любви. Пусть катится на свою работу, если она ему дороже моей жизни.
– Этот аспект я не углядела, – загрустила Женька и стала рассматривать свои ноги. – Я думала, ты лютуешь из-за своего морального облика в глазах соседей. Ситуация и впрямь хреновая, слышь, Анфиса?
– Слышу. Но хочу спать. И не тревожь меня.
Женька затихла, зато через час зазвонил телефон. Роман Андреевич ангельским голосом оповестили, что отправляются в командировку на три дня, не больше (век воли не видать), далее голос стал сладок, точно мед, и он предложил:
– Я вам одного своего парня пришлю…
– Спать на моем диване? – ядовито осведомилась я, бросила трубку и включила автоответчик. Уместить свои высказывания в одну минуту Роман Андреевич не мог и звонил раз двадцать пять, наконец-то высказался и, как видно, отбыл в командировку. А я, пылая праведным гневом, носилась по квартире, точно фурия, призывая на его голову все кары небесные. В самый разгар громометательства я вдруг подумала, что командировка Романа Андреевича может быть сопряжена с риском, струхнула и очень убедительно попросила: «Господи, не принимай мои слова близко к сердцу и помоги этому придурку».
Мы позавтракали в спокойной обстановке, Женька отправилась на свою работу «показаться», а я устроилась на диване и вскоре смогла констатировать, что одиночество меня тяготит.
В 10.45 зазвонил телефон, я выждала некоторое время, сняла трубку и молчала, ожидая, что услышу голос Романа Андреевича. Не тут-то было. Звонил Козырев и, судя по всему, пребывал в отличном настроении.
– Доброе утро, Анфиса Львовна, – начал он душевно.
– Здравствуйте, Николай Петрович, – на всякий случай ласково ответила я.
– Не разбудил?
– Нет, что вы, я встаю рано.
– Значит, по натуре вы жаворонок? – Далее последовала затяжная трепотня на тему: кто есть кто по натуре. Если он возьмется за гороскоп, я его пошлю. Вот ей-богу, наплюю на все приличия и пошлю. Словно прочитав мои мысли, Козырев притормозил и игриво поинтересовался: – Анфиса Львовна, а вы, случаем, ничего не потеряли?
– Я? Нет, – без особой уверенности ответила я.
– А у меня такое впечатление, что вы кое-что забыли в моей машине.
– Нет, я вернулась с сумочкой, ее в машине не открывала, а больше у меня в руках ничего не было.
– Вы потеряли сережку, – засмеялся Николай Петрович. – Она с бриллиантом, и я был уверен, что вы огорчились.
– О господи! – ахнула я, машинально коснувшись своего уха. – Конечно… а я не обратила внимания. Так вы нашли ее?
– Шофер. Он утром мыл машину.
– Поблагодарите его от меня, пожалуйста.
– Разумеется. Думаю, вы хотите получить сережку прямо сейчас?
– Нет-нет, – заверила я. – Это не к спеху. Может быть, ваш шофер как-нибудь сможет ее завезти?
– А чем, кстати, вы сейчас заняты? – Ничем, – помедлив, ответила я. – Сижу с книжкой и пытаюсь читать…
– Ни к чему красивой девушке портить себе зрение. Знаете, что мы сделаем? Я пришлю за вами машину, вы заглянете ко мне и заберете свою сережку. Машина будет через пятнадцать минут.
Не успела я что-нибудь промямлить в ответ, как он повесил трубку. На кой черт мне к нему ехать, если сережку может привезти шофер? Нет, здесь какой-то умысел. Надо было отказаться… а для чего, спрашивается, я рисковала бриллиантом (если честно, бриллиант был такой маленький, что просто удивительно, как это шофер Козырева его заметил)? В общем, я вскочила с кресла, торопливо подготовилась к встрече с главным злодеем, подошла к зеркалу и, в целях поддержки в себе силы духа, подумала: «Если он решил меня укокошить, рука должна дрогнуть».
В дверь деликатнейшим манером позвонили, я увидела вчерашнего типа подозрительной наружности и покинула квартиру в его сопровождении, оставив Женьке записку в холодильнике. Дозвониться до нее я не смогла, а холодильник выбран был вот по какой причине: если рука у мафиози все-таки не дрогнет и меня укокошат, Женька должна знать, где меня угораздило скончаться. А Козырев хитрец, может послать кого- нибудь из мальчиков проверить квартиру на предмет все той же записки. Но ни у какого мальчика ума не хватит искать ее в холодильнике, а Женька как придет, так в него сразу и полезет. Записка лежит под пакетом молока, и подружка ее не пропустит. Все это дает яркое представление о том, как основательно к тому моменту у меня «съехала крыша». Во дворе старушки наблюдали за моей посадкой в «Мерседес», и это тоже порадовало: есть три свидетеля, и тетя Маша назовет точное время, потому что со своим пуделем Тошей она всегда гуляет в перерыве между сериалами. В общем, меня голыми руками не возьмешь.
До улицы Гороховой мы домчались за десять минут, ворота раскрылись, мы въехали во двор с симпатичными клумбами по бокам, на крыльце собственной персоной стоял Козырев и радостно мне улыбался. Он не поленился спуститься и лично открыть дверь машины. Чего-то ему от меня надо, и скорее всего это «чего-то» весьма важного свойства.
– Рад, что вы у меня в гостях, – заявил он.
– Я, собственно, на минутку, – пробормотала я в ответ, чувствуя, что от волнения меня начинает слегка потрясывать. Взяв меня за локоть, Козырев все с той же счастливой улыбкой препроводил меня в дом.
