жила в квартире под номером три. Я спустилась на первый этаж и позвонила в дверь. Открыть мне тоже не пожелали. «Не везет», – философски решила я, тут открылась противоположная дверь, и резкий женский голос осведомился:
– Вам чего?
– Мне бы увидеть жильцов третьей квартиры, – радостно сообщила я. Женщина нахмурилась.
– Зачем они вам?
– Хотела поговорить по поводу вашего соседа. Мещерякова. – Я предъявила удостоверение.
– Его что, опять сажают?
– Пока нет. А есть за что?
– Кто его знает. Пословицу слышали: как волка ни корми… Ладно, идемте.
Женщина решительно направилась к третьей квартире, открыла дверь ключом и вошла первой.
– У соседки кино смотрела, – милостиво пояснила она. – У меня НТВ что-то плохо показывает. Как звать-то?
– Ольга.
– А меня Лидия Васильевна. Проходи.
Мы устроились в гостиной. Судя по обстановке, Лидия Васильевна жила одна. Мебель старенькая, салфеточки, окна наполовину заклеены газетами, летом, когда жарило солнце, в квартире, должно быть, царила духота.
– Все никак не займусь окна почистить, – заметив мой взгляд, сказала Лидия Васильевна. – Старость не в радость, кости болят, на подоконник влезешь, а слезть уже мочи нет. Ну, зачем тебе сосед-то? Сотворил чего?
– Да вроде пока не успел. Есть сведения, что он состоял в близких отношениях с Еленой Ивановой, одной из женщин, убитых в универмаге.
– Видно, это ее мать приходила с месяц назад, выспрашивала.
– Ее. Она нам его адрес и сообщила.
– Ну, что я могу тебе сказать? Ванька – парень непутевый, всегда таким был. В отца пошел, а тот в своего папашу, то есть в Ванькиного деда. Оба сидели, ну и внучок по их стопам. Лет с пятнадцати начал куролесить, пока не начудил по-крупному. Чего-то не поделил с дружком и убил его. Ванькина мать, царство ей небесное, святая была женщина, уж сколько вытерпела. Ваньку ждала, все надеялась, образумится сынок. Померла в прошлом году. Здесь ее все уважали. Да и про Ваньку ведь ничего плохого не скажешь. Я не убийство имею в виду, а так, по соседскому делу. Вон клумбу копать никто из молодых не вышел, а он – пожалуйста. Тут я пристыдила его, что лестницу не убирает, так он с соседкой договорился, денег ей дал, она теперь полы моет. Есть у парня совесть.
– Вы его когда последний раз видели?
– Два дня назад. Он в командировку уехал.
– В командировку?
– Ага. С сумкой был. Значит, в командировку.
– А где он работает?
– Да здесь, на Литейном рынке. Дружок у него колбасой торгует, возит из Москвы. А Ванька при нем. После тюрьмы не больно-то устроишься. Хорошо хоть дружок выручил.
Я достала фотографию Серафимович и положила ее перед женщиной.
– Ее вы здесь случайно не видели?
Лидия Васильевна надела очки, внимательно поглядела на фотографию.
– Нет, ее не видела. Девки к нему заглядывали, конечно, иногда среди ночи такой концерт устроят, я по батарее стучала. Утром извиняться приходил, мол, загулял, бывает. Но эту я не видела.
– А Елену Иванову видели часто?
– Может, и видела, не больно-то я приглядываюсь, кто к нему ходит. Когда ее мать пришла, я так и сказала, бабы заглядывают, а которая ваша, я не знаю. Расстроилась она очень, у дочки муж хороший, а она с Ванькой связалась. Может, он ее сюда и не водил, чтоб с другими случайно не встретилась. У него ведь еще квартира есть, от тетки досталась.
– А где эта квартира?
– На Красноармейской. Адрес точно не скажу. Была там единственный раз с Ванькиной матерью, давно, лет семь, сейчас уж и не вспомню. Тетка умерла месяца два назад, он квартирантов хотел пустить.
Я задала еще пару вопросов о Ванькином житье-бытье и простилась. Лукьянов по-прежнему ждал меня на втором этаже.
– Ну что? – спросил он без особого интереса.
– Похоже, парень отбыл в командировку. Соседка видела его два дня назад.
– Самое подходящее время для командировки, – кивнул Лукьянов. Уточнять, что он имеет в виду, я не стала. – Что ж, заглянем в квартиру, – вздохнул он, извлекая из кармана отмычки. Другая бы удивилась, но я Лукьянова неплохо знала.
– Давай заглянем, – согласилась я без особой охоты.
Квартира выглядела уютно, мебель была солидная. Слой пыли на тумбочке в прихожей указывал на то,
