– Странное занятие для девушки, которая сделала все, чтобы тебя потерять.
– Вдруг ты поспешила? – опять хихикнул он, а я вздохнула.
– Это будет игра в прятки или в ней есть какой-то смысл?
– Конечно.
– Тогда назови причину, по которой мне захотелось бы тебя найти? – усмехнулась я.
Голос Лукьянова стал вкрадчивым, а у меня появилось чувство, точно сам дьявол стоит рядом и тихонько нашептывает в ухо.
– А ты подумай.
– Наверное, я недостаточно сообразительна.
– Даю подсказку. Семимесячные дети довольно живучи.
– Чушь, – сказала я резко, но под ложечкой противно засосало.
– У твоего сына гены хоть куда: мама живучая точно кошка и папуля не подкачал.
Он сказал «сын», и все поплыло перед глазами, хотя я знала, этого не может быть. Этого просто не может быть.
– Ты сейчас все это выдумал?
– Нет, что ты, гораздо раньше. Зачем, по-твоему, я выкрал тебя из больницы?
– Если верить твоим словам, для того, чтобы быть рядом.
– Конечно. Как один из вариантов вполне годится. Хороший игрок всегда имеет несколько.
– Разумеется. Только в твою игру я не стану играть, Саша. Мой ребенок умер.
– Возможно. Но ведь сомнение уже возникло?
– Саша… – начала я и запнулась. Я могла произнести слова, что вертелись на языке, а могла промолчать. Что бы изменилось? Он засмеялся и спросил:
– А чего ты ждешь от врага? Сострадания?
– От тебя ничего. Считай моего ребенка утешительным призом. Ты подарил мне собаку, а я тебе своего сына.
– Храбришься, милая? Это ненадолго. Знаешь, какое у тебя сейчас лицо? Бледное до синевы, и жилка бьется под глазом, рот приоткрыт, потому что дышать нечем, а глаза… обожаю твои глаза. – Я повернулась к зеркалу и невольно усмехнулась. – Ну, так что, милая? Раз, два, три, четыре, пять, выходи меня искать.
– Мне запретили играть с плохими мальчиками и вообще сегодня оставили дома.
– Не расстраивайся. Завтра будет новый день, и все изменится. Сладких снов, детка.
Он повесил трубку, а я заметалась по комнате. Он сказал «твой сын». Это ничего не значит. Он мог еще раз заглянуть в мою медицинскую карту, но он это сказал, и я готова была поверить.
– Этого не может быть, – повторяла я, вышагивая от окна к двери, несколько шагов в одну сторону, поворот и несколько шагов в другую. Шаги все быстрее, движения все резче. – Этого не может быть. Ребенок не мог выжить. Это бред.
Я схватила вазу со стола, швырнула ее на пол, вслед за ней туда полетели другие вещи. Я крушила все вокруг себя и орала:
– Этого не может быть!
Орала в голос, под испуганный лай Сашки, но не могла заглушить тихого шепота в душе: «А вдруг?»
С тех пор каждую ночь звонил телефон, я снимала трубку и слышала, как плачет ребенок. В четверг я не выдержала и поехала в клинику, хотя запрещала себе даже думать об этом. Я могла попросить Лялина навести справки о ней, и это было бы первым шагом на пути к безумию. Чтобы не спятить, я должна забыть об этой клинике, но вместо этого я поехала туда.
Шел обход, и меня попросили подождать в приемной. Я устроилась в кресле и огляделась. Здание небольшое, бывший детский сад, территория огорожена, в прошлый раз мы покинули клинику через дверь, выходящую на север, она была напротив калитки, там, в переулке, стояла машина. Центральный вход в противоположном направлении, ворота открыты, перед входом небольшая площадка для машин.
Наконец, появилась женщина, кивнула мне и повела в кабинет.
– Слушаю вас.
– Я бы хотела поговорить с хозяином клиники. Это очень важно.
– Я готова помочь вам. Собственно, что случилось?
– В октябре в клинике у вас лежала женщина… – я знала, что все это бессмысленно, что хозяин не ответит на мои вопросы, а никаких записей нигде не будет, ни одного свидетельства, что я была здесь.
– Да? Как ее фамилия?
– Ее привезли без документов – В лице врача ничего не изменилось. – Я бы очень хотела поговорить с ним.
– С Олегом Сергеевичем?
– Да… думаю, да.
