Хоть изредка пиши мне! Я так заждался вести.Вон твой почтовый ящик — та птица в поднебесье.
Стенной шкаф
Как состарился шкаф в отчем доме моем!Покосился косяк. И скрипучие дверидревоточцем просверлены в каждом углу,словно дробью стреляли в упор по фанере.Недовольно ворчит он сквозь старческий сонна детишек, в игре расшалившихся рядом.Он не помнит, как пахнет варенье из груши как сам он по праздникам пах виноградом.Нынче пусто на полках. И только когдаканарейка зайдется лирической трелью,просыпается прошлое в нем, шевелясьи вздыхая во мгле за облупленной дверью.В этот час вспоминает он всем существом —от резного карниза до нижней задвижки, —как вникали за старым сосновым столоммы с сестрой по слогам в содержание книжки.И потом, цепенея под взглядом свечи,он припомнит то утро, когда удивленноулетела душа ее в это окнона звезду, где влюбленную ищет влюбленный.
Плохое настроение
Чистое небо взявши в кавычки,трубы на крышах ведут перекличку.Тянут своими черными горламиарию отчего крова над городом,в сопровожденье ножа и шумовки,пенья сверчка и шипенья духовки,жалобы двери, взвизгнувшей жалко,скрипа протертого кресла-качалки.Черные жерла оцепенели:держат небесную синь на прицеле.Залпы клубятся над черепицей:трубы беззвучно стреляют по птицам.Трубы печные, в тучи взлетите!Что вам земля, человечья обитель!Души поэтов тоже как печи,только поют они по-человечьи.Видите —слово сажей ложитсяна белизну непочатой страницы.
Ветреный ветер
Говорить как листья языком зеленым,подражая птице, а не книжке квелой,обучает ветер, старикан веселый,прозванный в деревне доном Ветрогоном.Он и впрямь, пожалуй, сумасбродит слишком:бродит в мокрых травах на рассвете, словнов луговине ищет колдовское слово,в ельнике бормочет заклинанья шишкам.Он и впрямь, пожалуй, поступает странно:свищет у колодца и гремит по ведрам,а потом читает проповеди ветлам,заставляя листья распевать осанны.Но когда запахнет тучей с небосклона,он тревожной веткой барабанит в крышу,и кричат крестьяне, этот стук заслыша: