Обломки чужих надгробий и статуй валялись по всему кладбищу, но Ник понимал, что сероглазой ведьме на горшечном поле они совсем не нужны. Ей нужно что-то другое. Он решил никому не говорить о том, что собирался сделать, не без оснований полагая, что делать это ему тут же запретят.
За последние несколько дней он придумал множество планов, один сложнее и хитроумнее другого. Мистер Пенниуорт пришел в отчаяние.
– Похоже, - объявил он, почесывая свои пыльного цвета усы, - знания твои с каждым днем становятся все хуже и хуже. Исчезание тебе не дается. Ты слишком заметен, мальчик мой. Тебя невозможно не увидеть. Наверно, если бы ты явился ко мне в гости в компании с лиловым львом, зеленым слоном и алым единорогом, на котором восседал бы король Англии в горностаевой мантии, то люди глазели бы на тебя и только на тебя, а все остальное сочли бы не стоящим внимания.
Ник лишь молча глядел на него. Он как раз задумался над тем, нет ли в местах, где обитают живые, специальных магазинов, торгующих исключительно надгробиями, и если есть, то как ему найти такой магазин, и Исчезание его заботило меньше всего.
Он ловко воспользовался склонностью мисс Борроус отвлекаться от тем грамматики и сочинительства, чтобы выспросить все насчет денег - зачем они нужны, и как ими пользоваться, чтобы получить то, что тебе нужно. У Ника скопилось немало монет, которые он собирал все эти годы (он, кстати, давно сообразил, что лучшее место, где нужно искать деньги - там, где парочки сидели, обнимались, целовались и валялись на траве в тиши кладбища; потом, когда они уходили, в траве нередко попадались монетки), и он решил, что они, наконец, могут принести хоть какую-нибудь пользу.
– Сколько может стоить надгробие? - спросил он у мисс Борроус.
– В мое время, - ответила она, - они шли по пятнадцать гиней. Сейчас - даже не знаю. Наверно, дороже. Намного дороже.
У Ника было пятьдесят три пенса. И он точно знал, что этого не хватит.
Последний раз Ник заходил в гробницу Индиго четыре года - почти полжизни - назад. Но как туда идти, он прекрасно помнил. Он поднялся на холм, откуда был виден весь город - выше яблони, даже выше шпиля на развалинах церкви, туда, где на вершине торчал, словно гнилой зуб, Фробишеров склеп. Он проскользнул внутрь и стал спускаться, все ниже и ниже, и еще ниже, по узким каменным ступеням, вырезанным прямо в толще холма, все дальше и дальше, пока не вошел в зал глубоко под его подножием. В гробнице было темно, как в самой глубокой шахте, но Ник видел не хуже мертвых, и здесь не было для него секретов.
Вдоль стен похоронного зала кольцом лежал Убиец. Он ничуть не изменился и, как и прежде, испускал струйки дыма, злобы и жадности. На этот раз, однако, Ник совсем не испугался.
БОЙСЯ МЕНЯ, шептал Убиец. ИБО Я СТРАЖ СОКРОВИЩ, ЧТО НЕ БУДУТ УТРАЧЕНЫ.
– Да не боюсь я тебя, - сказал Ник. - Ты что, забыл? Мне нужно отсюда кое-что взять.
НИЧТО НЕ ПОКИНЕТ ГРОБНИЦУ, послышалось из дымно извивающейся тьмы. НОЖ, БРОШЬ, КУБОК. Я СТРАЖ ИМ ВО ТЬМЕ. Я ЖДУ.
В середине зала лежал большой камень, а на нем были каменный нож, брошь и кубок.
– Извини, что спрашиваю, - начал Ник, - но это твоя могила?
ХОЗЯИН ОСТАВИЛ НА СТРАЖЕ НАС ЗДЕСЬ, НА ЭТОЙ РАВНИНЕ, ЗАКОПАЛ НАШИ ЧЕРЕПА ПОД ЭТИМ КАМНЕМ, ОСТАВИЛ НАС ЗДЕСЬ, ЗНАЯ, ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ. МЫ ХРАНИМ СОКРОВИЩА, ПОКА ХОЗЯИН НЕ ВЕРНЕТСЯ.
– Думаю, он о тебе просто забыл, - заметил Ник. - Скорее всего, он уже давно умер.
МЫ УБИЕЦ. МЫ СТРАЖ.
Ник попытался представить себе, сколько лет назад самая глубокая гробница под холмом стояла посреди равнины, и понял, что это было неимоверно давно. Он чувствовал, как его оплетают волны страха, которые испускает Убиец, подобно плотоядному растению, расправляющему цепкие щупальца. Его охватил холод, словно снежная гадюка укусила его в самое сердце, и ледяной яд медленно сочится по всему телу.
Он шагнул вперед, к камню, нагнулся и взял в руки холодную брошь.
ШШШШ! шипел Убиец. МЫ СТОРОЖИМ ИХ ДЛЯ ХОЗЯИНА!
– Он не будет ругаться, - сказал Ник и шагнул назад, к каменным ступеням, стараясь не наступать на высохшие останки людей и животных на полу.
Убиец злобно растекся по залу, наполняя его дымными призрачными клубами. Потом он замер.
ОНА ВЕРНЕТСЯ, сказал он на три сплетающихся голоса. ОНА ВСЕГДА ВОЗВРАЩАЕТСЯ.
Ник со всех ног бросился вверх по ступеням. На середине пути ему показалось, что за ним кто-то гонится, но когда он выбежал из Фробишерова склепа и вдохнул холодный предрассветный воздух, никого вокруг не было.
Ник сидел на вершине холма, сжимая в руках брошь. Сначала он думал, что она вся черная, но потом, когда взошло солнце, он увидел, что внутри камня в скрепах черного металла переливаются темно-красные вихри. Камень был размером с яйцо дрозда, и Ник смотрел в него, пытаясь глазами и душой разглядеть, что движется там, в пламенном мире, в сердце алого камня.
Вокруг камня, зажатого в черных когтях, вилось что-то змееподобное, только у него было слишком много голов. Ник подумал, что так, наверно, выглядел бы Убиец, если бы выполз из подземелья на свет.
Он пошел вниз по склону холма, напрямик, одному ему известными дорожками в зарослях плюща вокруг семейного склепа Бартлби (изнутри доносилось ворчание - семейство Бартлби готовилось ко сну), вниз, вниз, через решетку, на неосвященный пустырь.
– Лиза! Лиза! - позвал он и огляделся.
– Доброго утра тебе, балда, - услышал он.
Увидеть Лизу Ник не мог, но тень под боярышником была гуще обычного, и когда он подошел поближе, он увидел что-то жемчужно-прозрачное в лучах рассвета. Что-то, похожее на девушку, сероглазое.
– Мне бы спать уже, как всем приличным людям, - сказала она. - Что это ты принес такое?
– Я насчет надгробия, - объяснил он. - Что ты хочешь, чтоб на нем было написано?
– Как меня звали, - ответила она. - Там должно быть мое имя, с заглавного Э, потому что Элизабет, как та королева, которая умерла, когда я родилась, и с заглавного Х, потому что Хемпсток. А больше и не знаю, я читать почти и не умела.
– А даты? - спросил Ник.
– Уильям Завиватель, тыща шестьсят шесть, - нараспев произнесла она, и ее слова едва не заглушил шелест ветра в ветвях боярышника.
– Большое Э, пожалуйста. И большое Х.
– А ты где-то работала? - спросил Ник. - Ну, то есть, когда не была ведьмой?
– Белье стирала, - ответила мертвая девушка, и рассвет залил пустырь, посреди которого одиноко стоял Ник.
Было девять утра, и все спали. Ник решил, что не будет ложиться. У него ведь была цель. Ему было восемь лет, и ничто за оградой кладбища не могло его испугать.
Ему нужна одежда. То, что он всегда носил - бесформенное серое покрывало - явно не годилось. То есть для кладбища, среди серых камней и теней, в самый раз. Но если он собрался выйти за ограду, в большой мир, ему придется переодеться, чтобы не выделяться.
В склепе позади развалин церкви была кое-какая одежда, но Ник не хотел туда заходить, даже днем. Он был готов оправдываться перед мистером и мистрис Оуэнс, но не собирался объясняться с Сайласом. Ему становилось стыдно, стоило только представить себе, как в его глазах загорится гнев или, хуже того, разочарование.
На другом конце кладбища был сарайчик садовника, зеленое строение, провонявшее машинным
