маслом: там хранилась старая ржавая газонокосилка и всякий древний садовый инвентарь. Когда уволился последний садовник, еще до рождения Ника, про сарай забыли, и за кладбищем теперь следили по очереди добровольцы из числа местных жителей или работники муниципалитета (появлявшиеся раз в месяц с апреля по сентябрь).
Содержимое сарая защищал от воров огромный замок на двери, но Ник уже давно обнаружил, что в задней стене одна доска расшаталась. Иногда, когда ему хотелось побыть одному и спокойно подумать, он забирался в сарай.
И когда бы он сюда не залезал, внутри, прямо на двери, висела коричневая рабочая куртка, забытая или брошенная много лет назад, а под ней - испачканные чем-то зеленом старые джинсы. Они были ему слишком велики, но он подвернул штанины, пока из-под них не появились пальцы ног, и подвязал джинсы на поясе бечевкой, чтобы не спадали. В углу стояли сапоги, и он попробовал в них влезть, но они были такие большие и покрытые таким толстым слоем грязи и цемента, что он едва мог стронуться с места. Он протолкнул куртку в дырку под отошедшей доской, протиснулся наружу сам, и надел куртку. Если закатать рукава, решил он, очень даже ничего. В куртке были большие карманы, и когда он засунул туда руки, он ощутил себя едва ли не щеголем.
Ник подошел к воротам кладбища и посмотрел наружу сквозь прутья ограды. По улице проехал автобус, потом еще несколько машин. Там был шум. Там были магазины. А позади него была прохладная зеленая тень под деревьями и зарослями плюща: родной дом.
Сердце Ника часто забилось, и он шагнул навстречу миру.
На своем веку Эбенезер Болджер встречал немало странных типов; если бы у вас был такой же магазинчик, как у него, вы бы тоже их встречали. В заведение Эбенезера Болджера, затерянное в муравейнике Старого Города - отчасти антикварный магазин, отчасти лавка старьевщика, отчасти ростовщическая контора (и не только сам Эбенезер с трудом отделял одно от другого) - приходили разные странные люди, желающие что-либо купить или что-либо продать. Стоя за прилавком, Эбенезер Болджер торговал в полном соответствии с законом, но самые прибыльные сделки совершались в задней комнате, где он приобретал предметы, полученные не самым честным путем, и сбывал их потихоньку в надежные руки. Предприятие его было айсбергом - на поверхности виднелась только пыльный магазинчик, а все остальное было скрыто от глаз, и именно этого Эбенезер и добивался.
Эбенезер Болджер носил толстые очки и на лице его всегда было выражение некоторого неодобрения, словно он поздно понял, что ему подали чай со скисшим молоком, и он никак не может избавиться от противного вкуса во рту. Он прекрасно пользовался этим выражениям, торгуясь при покупке товара.
– Если честно, - начинал он с кислым выражением лица, - то, что вы предлагаете, вообще ничего не стоит. Дам, сколько смогу, раз уж вы говорите, что эта вещь вам так дорога.
Когда вам удавалось получить с Эбенезера Болджера сумму, хотя бы приближающуюся к той, которая предполагалась сначала, вы могли считать, что вам очень повезло.
В делах, подобных тем, которыми занимался Эбенезер Болджер, неизбежно появление самых странных людей, но мальчик, который открыл дверь в его заведение в то утро, был одним из самых странных - а ведь Эбенезер обманом облегчал карманы очень странных людей всю свою жизнь. На вид ему было лет семь от роду, а одет он был в старую коричневую куртку, не иначе как с плеча его дедушки. Он пах, как старый сарай. Он был бос. Он был длинноволос и грязен, но при этом неимоверно серьезен лицом. Руки он засунул глубоко в карманы куртки, но даже не видя их, Эбенезер понял, что в правой руке он что-то держит - очень крепко, чтобы не потерять.
– Прошу прощения, - сказал мальчик.
– И тебе привет, сынок, - настороженно ответил Эбенезер. Ох уж эти дети, подумал он. Стянут что- нибудь и бегут продавать, а то пытаются продать свои игрушки. И в том, и в другом случае он обычно отказывал им. Купишь у малыша ворованное, и обернуться не успеешь, как разъяренный родитель обвинит тебя в том, что ты, дескать, дал десятку малютке Джонни или Матильде за обручальное кольцо. Не стоят они хлопот, эти детки.
– Мне кое-что нужно для одного моего друга, - продолжал мальчик. - И я подумал, может, вы кое-что у меня купите.
– Я ничего не покупаю у детей, - решительно заявил Эбенезер Болджер.
Ник вытащил руку из кармана и положил брошь на грязный прилавок. Болджер взглянул на нее, потом он посмотрел на нее внимательно. Он снял очки. Он взял с прилавка ювелирный монокль и вставил его в глазницу. Он включил лампочку над прилавком и осмотрел камень через монокль.
– Змеиный камень? - прошептал он, не столько мальчику, сколько себе самому.
Потом он отложил монокль в сторону, снова надел очки и одарил мальчика недоброжелательным подозрительным взглядом.
– Где ты его взял?
– Вы хотите его купить? - спросил Ник.
– Ты его украл. Стащил в музее, или где-то еще, так ведь?
– Нет, - отрезал Ник. - Так вы его купите, или я найду другого покупателя?
Эбенезер Болджера резко изменился в лице. Кислое выражение сменилось самой приторной любезностью. Он широко улыбнулся.
– Извини, - сказал он. - Просто нечасто попадаются такие вещи. Не в таких лавочках, как моя. Скорее уж такое увидишь в музее. Но я, разумеется, куплю его. Знаешь что? Давай выпьем чаю с печеньем - у меня в задней комнате есть пакетик шоколадного печенья - и решим, сколько может стоить такая вещь. Что скажешь?
Ник облегченно вздохнул, заметив перемену в Болджере.
– Мне нужно, чтобы хватило на надгробный камень, - объяснил он. - На надгробие для одного моего друга. То есть подруги. Ну, то есть и не подруги вовсе, просто мы с ней недавно познакомились. Она мне ногу лечила, понимаете?
Эбенезер Болджер, не обращая особого внимания на детскую болтовню, провел мальчика за прилавок и открыл дверь в кладовку, маленькую комнату без окон, загроможденную доверху картонными коробками со всяким старьем. В углу стоял большой старый сейф. Еще там были ящик, полный скрипок без струн, куча облезлых чучел, несколько стульев без сидений, груды книг и журналов.
Рядом с дверью стоял маленький столик. Эбенезер Болджер подвинул к нему стул и уселся, не предложив Нику сесть. Он открыл ящике стола, где Ник разглядел початую бутыль виски, и вытащил почти пустой пакет с печеньем. Достав одно, он протянул его мальчику, а сам включил лампу на столике и снова погрузился в изучение броши, разглядывая красно-оранжевые вихри в камне и скрепы черного металла. Он с трудом сдержал дрожь, когда его взгляд упал на головы змея.
– Старая вещь, - сказал он. - Она (не имеет цены, подумал он) вряд ли стоит дорого, но всякое бывает.
Ник помрачнел. Эбенезер Болджер на всякий случай решил ободрить его.
– Мне только надо убедиться, что она не краденая, а то я тебе и пенса не дам. Ты взял ее в шкатулке у мамы? Или стащил в музее. Можешь рассказать мне все. Я никому не скажу. Просто мне нужно знать.
Ник покачал головой и принялся за печенье.
– Так где ты ее взял?
Ник молчал.
Эбенезер Болджер не хотел расставаться с брошью, и все же положил ее на стол и подвинул к мальчику.
– Не хочешь сказать, - он пожал плечами, - тогда забирай. Хочешь, чтобы я тебе доверял - доверься мне. Рад был иметь с тобой дело. Извини, но так не выйдет.
Ник забеспокоился. Потом он сказал:
– Я нашел ее в одной старой гробнице. Но где - не скажу.
Он замолчал, увидев, как из-под маски дружелюбия на лице Эбенезера Болджера проступила неприкрытая алчность.