– И много там еще такого?
– Если вы не хотите ее покупать, пойду к другим, - сказал Ник. - Спасибо за печенье.
– А ты что, торопишься? - задержал его Болджер. - Мама с папой ждут, что ли?
Мальчик покачал головой, и понял, что лучше было бы кивнуть в знак согласия.
– Никто, значит, не ждет. Отлично.
Эбенезер Болджер накрыл брошь ладонью.
– А теперь рассказывай, где ты ее нашел. Быстро!
– Не помню, - сказал Ник.
– Нет, так уже не пойдет. Ты давай вспоминай точно, где ты ее нашел и что там еще есть. А потом, когда вспомнишь, мы еще поговорим и ты все расскажешь.
С этими словами он встал, вышел из комнаты и запер дверь за собой большим железным ключом.
Он разжал ладонь, уставился на брошь и алчно ухмыльнулся.
Колокольчик над дверью в лавку звякнул, давая ему понять, что кто-то вошел, и он испуганно огляделся, но в лавке никого не было - просто дверь была приоткрыта, и он закрыл ее, а потом, для пущей уверенности, перевернул вывеску на двери, чтобы с улицы было видна надпись «Закрыто». Он задвинул засов, чтобы не мешали случайные назойливые посетители.
За окном осенний день из золотого стал серым, и на грязное стекло упали первые капли мелкого дождя.
Эбенезер Болджер поднял трубку с телефона на прилавке и набрал номер, стараясь не обращать внимания на мелкую дрожь в пальцах.
– Золотая жила, Том, - сказал он. - Быстро давай сюда.
Ник понял, что попался, когда услышал, как ключ повернулся в замке. Он потянул ручку, но дверь не подалась. Он ругал себя за то, что как дурак, дал себя заманить в ловушку, что не поверил первому впечатлению и сразу не бросился бежать, когда увидел этого кислорожего типа. Он нарушил все кладбищенские правила и все пошло наперекосяк. Что скажет Сайлас? Или мистер и мистрис Оуэнс? Он почувствовал, как подступает приступ паники, и подавил его, задушив в зародыше. Все будет хорошо. Он точно знает. Конечно, надо как-то выбираться.
Он осмотрел комнату, ставшую его ловушкой. Это была всего лишь кладовка, а в ней - стол. Кроме двери, другого входа не было.
Ник открыл ящик стола, но там были только баночки с краской (чтобы подновлять старые вещи) и кисточка. Может, плеснуть краской в лицо торговцу, он зажмурится, и хватит времени, чтобы сбежать? Он открыл одну баночку и сунул туда палец.
– Чего делаешь? - услышал он над ухом.
– Ничего, - ответил Ник, плотно закрыл крышку на банке и сунул ее в глубокий карман куртки.
Лиза Хемпсток с сомнением посмотрела на него.
– Ты зачем здесь? - спросила она. - И что это за жирняк там, за дверью?
– Это его лавка. Я хотел ему продать одну вещь.
– Зачем?
– Не твое дело, вот.
Лиза фыркнула.
– Вообще-то тебе пора идти на кладбище, - заявила она.
– Как? Он меня запер.
– И что? Ускользаешь через стену…
Он покачал головой.
– Я не умею. У меня только дома получается, да и то потому, что меня наделили кладбищенской свободой, когда я был маленький.
Он посмотрел на Лизу. Ее было почти не видно при электрическом свете, но Ник всю жизнь говорил с мертвыми людьми.
– А ты-то что здесь делаешь? Здесь не кладбище, сейчас день. Ты же не Сайлас. Ты должна быть на кладбище.
– Это для тех правила, кто похоронен на кладбище, а не в неосвященной земле. Мне никто не приказывает, чего делать или куда ходить.
Она посмотрела на дверь.
– Не нравится он мне, - добавила она. - Пойду посмотрю, чем он там занимается.
Свет мигнул, и Ник снова остался один. Где-то вдалеке прогремел гром.
В полутьме своей захламленной лавчонки Эбенезер Болджер подозрительно поднял глаза. Ему показалось, что кто-то следит за ним, но он тут же понял, что это глупо.
– Мальчишку я запер в комнате, - сказал он себе. - А дверь в лавку закрыл на засов.
Он чистил металлические скрепы вокруг змеиного камня, аккуратно, осторожно, словно археолог на раскопках, снимая черную патину с сияющего из-под нее серебра.
Он уже начал жалеть, что позвонил Тому Хастингсу, хотя этот громила был очень полезен, чтобы пугать людей. Еще он начал жалеть, что придется потом продать эту брошь. Это была вещь особая. Чем больше она сверкала в скудном свете лампочки над прилавком, тем больше он жаждал заполучить ее для себя, для себя одного.
Впрочем, там, откуда она взялась, есть еще. Мальчишка все расскажет. Мальчишка покажет, где это.
Мальчишка…
Тут ему в голову пришла некая идея. Он нехотя отложил брошь, открыл шкафчик за прилавком и вытащил оттуда жестяную коробку из-под печенья, набитую старыми конвертами, визитными карточками и обрывками бумаги.
Он порылся в ней и вытащил карточку чуть больше визитной. Карточка была с черным обрезом, а ней самой не было ни адреса, ни имени. Лишь одно слово, написанное от руки чернилами, порыжевшими от старости: «Джек».
На обороте карточки Эбенезер Болджер карандашом записал мелким аккуратным почерком точные инструкции, как пользоваться этой карточкой (хотя вряд ли он смог бы это забыть), чтобы вызвать человека по имени Джек. Нет, не вызвать. Пригласить. Таких людей не вызывают.
Во входную дверь постучали.
Болджер бросил карточку на прилавок, подошел к двери и посмотрел сквозь грязное стекло.
– Давай быстрее, - крикнул Том Хастингс. - Погода хуже некуда. Дрянная погода. Я весь промок.
Болджер открыл дверь и в лавку ввалился Том Хастингс. С его волос и дождевика капала вода.
– Что такое случилось, чего нельзя рассказать по телефону, а?
– Нам выпала удача, вот что, - с кислым выражением на лице сказал Эбенезер Болджер.
Хастингс сбросил дождевик и повесил его на дверь.
– Что за удача? С грузовика свалилось что-то стоящее?
– Сокровище, - объяснил Эбенезер Болджер. - Даже два.
Он подвел приятеля к прилавку и показал ему брошь, поднеся ее к свету.
– Никак старая?
– Еще языческая. А то и раньше. Может, друидская. Еще до прихода римлян. Она называется змеиный камень. Я такие в музеях видал. А вот такую тонкую работу видеть - нет, не приходилось. Она, наверно, королевская. Паренек, который ее нашел, говорит, что она из могилы - представь себе только курган, полный такими штуками.
– Может, стоит сделать все по закону, - задумчиво произнес Хастингс. - Заявить, что нашел клад. Нам должны будут заплатить по рыночной цене, а мы потребуем, чтобы его назвали в нашу честь. Дар Хастингса-Болджера.
– Болджера-Хастингса, - машинально поправил его Эбенезер.
Потом он сказал:
