вбежал Алешка. – Яков, ты спятил? – завопил он с порога. – С твоим-то здоровьем?! Надумал! Стреляться?! Плечо-то еще не зажило! Или это бред лихорадочный?! – К сожалению, Яков Андреевич находится в ясном уме и твердой памяти, – вздохнул Кинрю. – Только его дела, – он сделал многозначительную паузу, – день ото дня становятся все утомительнее. Лунев прекратил негодовать и решил заняться полезным делом. – Сними рубашку, – скомандовал он мне не терпящим возражений тоном. – Я раной твоей займусь, – Алешка имел небольшое представление о том, чем мне приходилось заниматься. Но в учение вольных каменщиков не верил, хотя и охотно помогал мне по дружбе. О Кутузове Лунев отзывался пренебрежительно, не испытывая к его положению абсолютно никакого почтения. Я подозревал, что мой старый друг вообще был атеистом, что, в принципе, как я полагал, свойственно для врачей. – Волнуешься? – поинтересовался он, обернувшись через плечо. Я пожал плечами. Вчерашние мысли о смерти как-то забылись, я был преисполнен решимости довести начатое мной дело до конца, а для этого мне надо было по крайней мере выжить. Мира сидела в кресле, не сводя с меня взгляда огромных глаз. Я читал в них плохо скрываемый страх. Она верила и одновременно не верила своему гаданию, но никак не могла мне помешать выполнить свой долг чести. – И чем ты не угодил Орлову? – поинтересовался Лунев. Я усмехнулся: – Он меня к жене приревновал. – К Нелли? – воскликнул Алешка. – И что, – улыбнулся он. – Действительно был повод? – Пустое! – я махнул рукой. – Происки моего врага. – Радевича? – догадался Лешка. – Слухи-то о нем и Орловой ходят давно. Я сделал вид, что не слышал его вопроса. Лунев переспрашивать не стал, а лишь с усердием принялся заново перевязывать рану, края которой начинали потихонечку стягиваться. Не успел он закончить, как камердинер доложил о Рябинине. Серж привез с собой два набора пистолетов. По всему было видно, что Рябинин – человек решительный. – Надо осмотреть обе пары, – заявил Сергей Арсеньевич. Лунев согласился: – Это наш долг. Что и было проделано незамедлительно, затем одну пару Рябинин старательно переложил в черный ящик. – Пули парижские, – заметил он, словно невзначай. – А о четырехместной карете я уже позаботился. В полдень мы выехали за Выборгскую заставу, где и должна была состояться дуэль. Я размышлял над тем, что я или Орлов непременно должны были погибнуть злой волею преступника. Не мог же я принести свои извинения Пьеру, да он их мог просто-напросто не принять, ослепленный своей обидой. На извинения Орлова и вовсе не приходилось рассчитывать. Попробовать объяснить ему, что происходит? Я тут же отбросил эту мысль. Во-первых, он мне, судя по всему, не поверит; во-вторых, круг посвященных лиц и так оказывался слишком широким! День выдался туманный, меня немного знобило. В молочной дымке трудно было что-либо рассмотреть. В половине первого мы прибыли на место. Орлов с секундантами уже ожидали нас на холме, шагах в шести от дороги. Дуэль должна была состояться на поляне, окруженной подлеском. Все шло своим чередом: сабли были воткнуты в землю на расстоянии восьми шагов друг от друга и означали барьер, пистолеты заряжены секундантами. Примирение, как я и предполагал, было исключено. Мы начали сходиться… Вдруг на дороге появилась карета, запряженная рысаками. Она внезапно остановилась, из нее, путаясь в юбках, выскочила женщина. – Остановитесь! – закричала она. Я узнал в ней взволнованную Нелли. Что же должно было случиться, чтобы она осмелилась на такое?! А как же репутация? Хотя, насколько мне было известно, здесь, в нескольких верстах от Выборской заставы, собрались сегодня люди порядочные и умеющие держать язык за зубами. – Елена Николаевна! – закричал рассерженный Пьер. – Немедленно езжайте домой! – Я обязана переговорить с вами наедине! – отвечала она, сделав несколько шагов в нашу сторону. Орлов засомневался, он в растерянности перевел взгляд с Нелли на меня. Что-то подсказывало мне, что кровопролитие все же не состоится. – Прислушайтесь к Елене Николаевне, – мягко посоветовал я. Секунданты Орлова одобрительно закивали головами. Тогда Пьер передал одному из них пистолет и пошел в сторону жены. Елена Николаевна скрылась в карете, следом за ней шагнул в дврцу и он. Мы с Луневым и Рябининым вместе с орловскими секундантами мерили шагами поляну в ожидании того, чем разрешится дело. Я готов был продолжить поединок, если Орлов не принесет мне своих извинений. Орловы отсутствовали минут пятнадцать, и нам это время казалось вечностью. Секунданты Пьера о чем-то перешептывались между собой. Наконец, ссутулившись, к нам вышел нахмуренный Орлов, казалось, что он был не в себе. – Господин Кольцов, – с трудом выговорил он. – Я прошу у вас извинения в своей горячности. Произошла ошибка, о чем я безмерно сожалею. Я охотно протянул ему руку и сказал: – Ваши извинения приняты. Оказалось, что на этом инцидент был исчерпан, и все разошлись по своим каретам, разгоряченные и обескураженные. Когда экипаж тронулся, Рябинин спросил: – Неужели Елена открыла мужу всю правду? Я не понимаю, зачем?! В ответ мне оставалось только пожать плечами, я и сам задавался этим вопросом. Мира дожидалась нас в парке и вышла навстречу экипажу. Увидев меня она тихо проговорила: – Жив! – и вздохнула с облегчением. Индианка была одета в ярко-желтое сари и казалась воплощением осени среди позолоченной листвы. Она приветствовала меня, подняв правую руку к плечу и развернув ладонь параллельно небу. Это был ритуальный жест, который я впервые узнал в Калькутте, будд-хашрамана-мудра. Опустив руку, Мира сказала: – Я сделаю тебе амулет, – она назвала меня на «ты», что случалось с ней крайне редко. Я согласился: – Пожалуй, это будет для меня кстати, как никогда. Дома она во всех подробностях расспросила меня о поединке. При разговоре присутствовал и Кинрю. – Что же заставило ее так поступить? – Миру изумил поступок Нелли. Японец сказал: – По-моему, она чего-то смертельно боится… или кого-то. – А ведь ты прав, – произнес я задумчиво. – Надо бы с ней срочно поговорить. Как бы не случилось новой беды! Лунев и Рябинин переглянулись, их все больше занимало происходящее. Не успел я произнести этих слов, как кто-то дернул за ручку звонка у подъезда моего дома. Через несколько минут лакей проводил в гостиную горничную Арину с посланием от Нелли. – Вот это удача! – не сумел я сдержать восторга. Арина отдала мне в руки письмо и сказала, что барыня велела ей передать ответ на словах. Я развернул глянцевую бумагу. «Милостивый государь, – писала Нелли. – Судьба уготовала нам неприятные испытания. Мы расстались врагами, но я, тем не менее, уповаю на Ваше благородство. Мне грозит страшная опасность, я знаю, что в Ваших силах оказать мне участие и помочь избежать жуткой доли покойной графини. С Пьером у нас состоялся откровенный разговор, и он в своем великодушии понял меня. В некотором роде я Вам оказала услугу, – она намекала на несостоявшуюся дуэль. – Так заклинаю Вас, теперь помогите мне! Уверяю, у меня найдется, чем Вас заинтересовать. Настало время, и сегодня я отвечу на все вопросы. Вам незачем будет притворяться одним из моих поклонников, чтобы дознаться истины…» – Нелли продолжала в том же духе, смысл письма сводился к тому, чтобы я согласился встретиться с ней на втором мосту у Елагинской стрелки. Она обещала поведать мне много интересного. – Я буду ждать Елену Николаевну в условленном месте, – сказал я Арине, взглянул на часы и добавил: – Около трех. Горничная кивнула головой, сказала, что ей все ясно и вышла с чувством исполненного долга. – Кажется, кое-что понемногу начинает проясняться, – заметил Кинрю. Я согласился: – Ты был абсолютно прав. Нелли смертельно боится Радевича, и я полагаю, ей прекрасно известно, что он из себя представляет. – Так вы встретитесь с ней? – заинтересовался Серж. – Конечно. Лунев засомневался: – А вдруг именно таким образом Радевич пытается выманить тебя одного из дома и покончить с тобой, скинув с какого-нибудь моста или пустив пулю в затылок? Я подумал, что Леша и не подозревает о своей врожденной способности читать мысли на расстоянии. Он в глаза не видел письма и не мог знать, что Орлова назначила мне свидание именно на мосту. – Это единственная возможность хоть как-то прояснить ситуацию, – сказал я в ответ. – Мы могли бы поехать с вами, – воодушевился Сергей Арсеньевич. Я возразил: – Здесь замешана женская честь! – Ну, как знаешь! – Лунев махнул на меня рукой. – Только имей в виду, – пригрозил Алешка. – Раны свои в следующий раз будешь сам залечивать! Я к тебе и за версту не подойду, учти! Я улыбнулся, мне ли было не знать, в который раз Алешка повторяет одно и тоже. Однако бежит на помощь при первой возможности, даже когда и не зовут. В конечном итоге все-таки Рябинин с Луневым разошлись по домам, а я, пообедав и слегка отдохнув, поспешил на Елагинскую стрелку. Располагалась она в районе Елагина острова и называлась так в честь обер-гофмейстера двора Екатерины II. От Елагинской стрелки отходили три моста, на втором из которых меня извозчик и высадил. Я осмотрелся по сторонам. Ни единой души, словно вымер Елагин остров. Нелли запаздывала, мне невольно подумалось, что Лунев мог и не ошибаться, подозревая великосветскую даму в коварстве. Небо заволокло глянцевой мглой, вода под мостом была такая же серая. Я бросил камешек, по воде разошлись многочисленные круги, расплескав мое мутное отражение. Я несколько раз прошел по мосту туда и обратно, Орловой все еще не было. Разозлившись, я решился уже отправляться домой, как внезапно появилась ее карета. – Я заставила вас ждать, – произнесла, подойдя ко мне, Нелли. – Прошу прощения. Мне последнее время нехорошо, потому, из-за нездоровья, я и задержалась. – Чего вы боитесь? – спросил я ее напрямик, как только она отдышалась. – Я могу надеяться, что этот разговор останется между нами? – спросила Елена Николаевна. – Обещать не могу, – откровенно признался я. – Вы же сами прекрасно знаете,
Вы читаете Казна Наполеона
