И он показал на окрашенный чем-то красным небольшой пучок травы, лежащий на песчаной дорожке, которая вела к калитке.
– Не помню, – честно сказала Алена. – А это что?
– Ну, по-моему, кровь, – буднично ответил Габриэль. – И если мы приглядимся к тому, как лежит эта трава, как она кое-где разрезана, можно предположить, что о пучок кто-то вытер довольно острый нож, запачканный кровью.
– О господи! – изумилась Алена. – Быть того не может!
– Посмотрите сами, – предложил Габриэль. – Можете даже потрогать.
Алена поспешно спрятала руки за спину и присела на корточки. Вернее, попыталась присесть, насколько позволила перетянутая бинтом нога.
А ведь и правда… очень похоже на кровь!
И вдруг ее осенило! Причем догадка ударила так резко, что она почувствовала, как похолодело лицо, и даже голос какое-то мгновение отказывался повиноваться.
– Мне кажется,
– Вот на то? На открытое?
– Да.
– Но гусей в окне, наверное, не могло быть? – усмехнулся Габриэль.
– В том-то и дело! Оттуда что-то высовывалось, там что-то мелькало, вроде гусиная шея, гусиная голова, вот так! – Алена вскинула руку, загнув ладонь, получилось и впрямь похоже на гусиную шею с головой, да так на свою руку и уставилась.
Габриэль присвистнул:
– Вы имеете в виду…
Она еще и сама не вполне понимала, что имеет в виду, но Габриэль понял даже раньше, чем ее мысль оформилась:
– Вы имеете в виду, что там кто-то махал рукой?
Алена прищурилась, выстраивая в памяти картинку, потом сказала неожиданно:
– Но тогда… Получается, что тот человек должен был лежать на полу. Зачем ему махать рукой, лежа на полу?
– Например, подавать какой-то сигнал, звать на помощь, – пожал плечами Габриэль. – Если уж тут, на дорожке, кровь, то, предполагается, в доме может быть раненый, да и вообще что угодно. Или вы считаете, что такие вещи происходят только в криминальных романах?
Алена Дмитриева, в жизни которой сплошь и рядом происходили вещи, которые потом становились предметом описания в ее криминальных романах, задумчиво посмотрела на Габриэля, но ничего не сказала.
– Ну ладно, – улыбнулся он. – Вот ваш поясок, держите. И… просьба вот какая: я сейчас войду в дом, а вы постойте здесь. Просто так, на всякий случай.
– То есть как это – вы войдете в дом? В чужой дом?! – поразилась Алена, которая знала о священном уважении французов ко всему, перед чем стоял эпитет prive – «частный».
– Ногами, – потопал по дорожке Габриэль, показывая, как он войдет. – Сначала левой, потом правой или наоборот, как получится. Скажу, заехал не туда, спрошу дорогу на… Вы не знаете какого-нибудь названия тут поблизости?
– Тур, – сообщила Алена. – И Париж – вот все, что я знаю. Ну, еще Шамбор и другие замки на Луаре, но это вроде совсем уж в другую сторону.
– Париж тоже в другую сторону, – усмехнулся Габриэль.
– Да вы спросите дорогу на Канзас или Техас, – не удержалась Алена.
Габриэль послал ей свой знаменитый взгляд из– под полей и сказал:
– Так я и поступлю, пожалуй. Но вы вот что имейте в виду: при малейшем признаке чего-то странного – ну, скажем, я закричу, или кто-то закричит другой… – короче, чуть только вам хоть что-то покажется неладно, пусть даже гуси загогочут, немедленно бросайтесь отсюда прочь. Бегите бегом на ферму к Руалю и вызывайте полицию.
– А кто такой Руаль? – наивно спросила Алена. – И где его ферма?
– Нашего гостеприимного хозяина зовут Терри Руаль. Ну а ферма его – та самая, где мы с вами встретились.
Алена кивнула:
– Понятно.
– Понятно что? – настойчиво спросил Габриэль. – Кто такой Руаль или что вы меня поняли и послушаетесь?
– Хорошо, послушаюсь, – пообещала Алена. – А вы правда думаете, что может быть какая-то опасность?
– Кто знает… – усмехнулся Габриэль и подошел к калитке. Взялся за нее и обернулся: – Не стану обременять вас прощальными напутствиями и просить передать последнее «прости» моей престарелой