примеру, я наступлю вам на ногу, и поползет дорожка), вы получите еще пару, и тоже бесплатно.
– А если ты снова наступишь мне на ногу? – засмеялась сраженная натиском Алена.
– Ну, мы рассмотрим этот вопрос, – серьезно сказал Мишель. – Думаю, проблем с колготками не будет. Ну что, посмотрим туфельки? Конечно, можно не покупать, а взять напрокат, но вы потом сами не захотите с ними расставаться, гарантирую! Вон там, около гардероба, ширма. Наденьте колготки, а потом я застегну вам туфли.
Алена зашла за ширму и послушно натянула колготки. Еще неизвестно, как там танцует танго Мишель, но приказчик галантерейной лавки из него получился бы великолепный. Он просто гипнотизирует своей улыбкой и сияющими рыжими глазами!
Были в ее жизни одни гипнотизирующие глаза… правда, черные…
Были. Давно и неправда!
Она одернула юбку и посмотрела на себя в большое зеркало, прислоненное к стене. Вот это колготки… Ноги и вообще недурны, но в этих «Multi» они стали просто какие-то невероятные. Ну а уж когда Алена надела туфельки и Мишель застегнул ей на щиколотках ремешки…
– Ладно, – сказала Алена, вздохнув. – Ты прав, без таких туфелек танцующей женщине жить просто невозможно. Говоришь, сто евро? Пусть будет сто евро!
Такую сумму ее бюджет выдержит. Не столь уж и дорого, на самом-то деле, в Москве в иных танцевальных магазинах гораздо худшие туфли стоят дороже.
Алена встала с табуреточки, выпрямилась – и замерла, внезапно осознав, что на этих каблучищах нужно не только стоять, но и ходить, а главное – танцевать. Она моментально стала выше Мишеля на полголовы. Да, проблем с кавалерами у нее теперь прибавится, это точно. И еще совершенно точно, что нынче вечером на милонгу на Pont des Arts она пойдет в своих собственных босоножках. Нет, конечно, к этим она тоже когда-нибудь привыкнет… Когда-нибудь, когда не будет так зверски ломить несчастное колено!
Но теперь главное – держаться и блюсти походочку. Нет более нелепого зрелища, чем женщина, взгромоздившаяся на каблуки и не умеющая с ними обращаться! И Алена героически подавила болезненную гримасу, выдав Мишелю ослепительную улыбку:
– Magnifique! Великолепно!
– Оставьте свои босоножки здесь, – предложил совсем уж рассиявшийся Мишель. – И сумку можете положить здесь же, я эту комнату закрою. Только одна просьба: выключить мобильный телефон. Вот там, за той стенкой, – танцзал, а у maman просто бзик: не может слышать во время занятий звонков мобильников. У нее фобия какая-то, честное слово!
– Как же она может слышать их через такие толстенные стены? – усомнилась Алена. – Да еще через музыку?
– Ну, музыка не всегда звучит: maman во время урока довольно много говорит, рассказывает про танго, – пояснил Мишель. – А стена, кстати, не капитальная, это фанерная перегородка, отделяющая кладовку от большой залы. Здесь раньше были какие-то странные угловые закутки, ни то ни се, наверное, остатки прежних альковов, которые были тут еще до перестройки здания, а потом их отделили перегородками, и стало очень удобно – прибавилось по комнате. Перегородки поставили на всех этажах не столь уж давно, в прошлом веке.
«Ничего себе, не столь уж давно!» – ужаснулась Алена, потом вспомнила, что прошлый век окончился каких-то пять лет назад, и вздохнула над относительностью времени.
– У нас тут гардероб стоит, загораживает перегородку, – продолжал болтать Мишель. – У мадам Зерван, которая живет внизу, наоборот, сделана в перегородке новая дверь, а эту, – он махнул в сторону той «маленькой» двери, через которую они вошли, – загораживают шкафы с подвесками. Именно поэтому мадам Зерван и отдала нам свой ключ, когда maman потеряла наш. Такой в наше время трудно было бы изготовить, правда? – Он снова повертел ключ в руках, явно им любуясь. – А ключи и замки в этом доме все одинаковые, еще со времен Бенджамена Констана, так что он нам подошел идеально.
– Погоди, какие шкафы с подвесками? – спросила Алена, открывая сумку. Вот кошелек, вот деньги, вот щетка для волос, косметичка, а где же…
– Ну, мадам Зерван занимается изготовлением и реставрацией люстр, поэтому у нее вся кладовка заставлена шкафами и шкафчиками, бюро и секретерами со множеством ящичков с разными подвесками, висюльками, хрусталиками, разноцветными стекляшками и всем таким звенящим и бренчащим, сияющим и сверкающим.
– Боже мой, вот никогда не представляла, что кто-то занимается такими вещами…
– У них наследственная профессия, – сказал Мишель. – Ее матушка этим занималась, и ее бабушка или тетушка, точно не знаю, но у них те шкафы и шкафчики давным-давно стоят, с Первой мировой войны, а то и раньше.
– А где же мадам Зерван берет висюльки?
– Наверное, на блошином рынке. Или заказывает антикварам, или ездит по распродажам старых вещей. Впрочем, не знаю точно. Она странная дама, наша мадам Зерван.
– Фамилия у нее точно странная, – согласилась Алена.
– Это потому, что фамилия арабская, – сообщил Мишель. – Она была замужем за арабом, причем очень богатым, сыном какого-то нефтяного шейха. Ну, сами понимаете, чтобы купить и содержать даже всего один этаж самого настоящего шато, нужно или иметь родовое состояние, или быть сыном нефтяного короля.
Юноша констатировал это совершенно спокойно, и Алена поняла, что за спиной Мишеля стоят отнюдь не нефтяные вышки, а крепкие тылы в виде родового состояния. Что ж, можно только порадоваться за него и его maman. Значит, преподаванием танцев мадам Вите занимается из любви к чистому искусству. То-то она может позволить себе продавать дороженные босоножки по себестоимости! Наверное, и впрямь из эстетических побуждений. Но уроки у нее все же дорого стоят… Альтруизм и расчетливость – вот те сплавы, на которых держится характер истинной француженки!
– А кто еще в этом шато живет? – спросила Алена, в десятый раз перебирая все содержимое сумки. Нет, не может быть, чтобы она оказалась такой клинической растяпой!
