них.
— О тщеславие! — вздыхал Орленов, копаясь по вечерам в горах отчетов и чертежей.
Не забыл о нем и Улыбышев. В пятницу, как и было обещано, он сам заехал за Андреем и повез его в свою лабораторию.
На этот раз там все было открыто настежь.
В павильоне собрались сотрудники лаборатории. К непосредственным помощникам Улыбышева присоединились и практиканты и сотрудники смежных лабораторий. Рядом с павильоном в мастерских погромыхивал металл о металл, через раскрытые ворота виднелись шумящий кузнечный горн, пламя вагранки, слышался шум токарных станков, похожий на отдаленный рокот моря. Улыбышев создал для своей лаборатории настоящий заводик.
Пройдясь с Орленовым по павильону, попутно кого-то расхвалив и кого-то пожурив, Улыбышев повел его в мастерские. У раскрытых ворот он любезно сказал:
— Если вам, Андрей Игнатьевич, понадобится что-нибудь сделать для вашей лаборатории, обращайтесь ко мне. Райчилин собрал здесь настоящих докторов металлических дел. Старики, пенсионеры, но дадут сто очков вперед любому новатору.
Улыбышев держался, как всегда, весело и непринужденно, однако Андрей не мог не заметить в нем того внутреннего трепета, который охватывает каждого конструктора, собирающегося показать свое детище постороннему. И он порадовался за Улыбышева. Человек с такой взволнованной душой не мог работать плохо!
У Бориса Михайловича изменилось не только выражение лица, но и походка. Он подходил к своей машине легкими, как бы крадущимися шагами, словно боялся, что спугнет то ощущение, какое она всегда вызывала у него, и конструкция окажется иной, незнакомой, и не затронет воображения постороннего человека, идущего рядом с ним. Андрей понял: конструктор боится равнодушного взгляда, боится, что чужой взгляд увидит в конструкции какие-нибудь недостатки и — еще, чего доброго! — заставит и самого конструктора увидеть их, ему хочется, чтобы Орленов смотрел на машину так же, как смотрит он сам, — влюбленно и радостно.
Улыбышев напрасно не доверял гостю.
Эта радостная влюбленность, эта приподнятость чувств конструктора давно уже передались и Андрею, и он с почтительным изумлением рассматривал необычный трактор, одну из машин будущего, которая должна была начать новую эру в земледелии, эру электрической обработки земли…
По замыслу ли конструктора или по щедрости Райчилина, который добывал все необходимые материалы, машина была окрашена в огненно-красный цвет. Она была в полтора раза выше обычного трактора, и от этого казалось, что конструкция смело стремится ввысь. Кабина тракториста была приподнята над землей, как капитанский мостик. Еще выше находился барабан, на котором был намотан кабель. Барабан лежал в особой коробке, которая могла поворачиваться на сто восемьдесят градусов, что позволяло трактору двигаться почти под любым углом к трансформаторной станции, дающей ток. Так остроумно решался сложный вопрос о маневренности. Сама трансформаторная станция стояла рядом на отдельной платформе: ее можно было передвигать и включать в электросеть в любом месте.
Орленов молча осматривал машину. Он забыл свою неприязнь к Улыбышеву, он видел в нем только творца новой машины, необходимой нашим полям, нашему времени, нашей стране, и знал, что будет говорить о ней теперь лишь с бьющимся сердцем, самыми горячими словами, какие найдутся у него, с самым чистым вдохновением. И ничто не помешает ему быть пылким пропагандистом новой техники в земледелии.
Улыбышев взглядывал то на трактор, то на Орленова, и выражение его лица менялось по мере того, как осмотр машины приближался к концу. Замкнутое и холодное вначале, лицо его становилось все мягче, как будто долго сдерживаемый жар сердца пробился наконец из глубины и окрасил его теплым живым румянцем. Но вот Улыбышев взглянул прямо в глаза Андрею и спросил:
— Нравится?
— Очень! — горячо ответил Орленов.
— Спасибо! — тихо сказал Улыбышев и пожал руку Андрея. Потом прислонился к машине, будто отдыхая от нервного напряжения, истомившего его. Утвердившись теперь в том, что электротрактор овладел воображением Орленова, он более спокойно осведомился: — Хотите посмотреть, как он работает?
— Конечно! — воскликнул Орленов.
Андрей мог говорить сейчас только короткими, отрывистыми восклицаниями. Скептицизм, ирония, шутка — все, чем он сдабривал обычно свои высказывания, когда речь шла о его собственной работе, здесь были неуместны.
Из-за угла мастерской выехал стоявший наготове тягач, прицепил трактор Улыбышева вместе с передвижной трансформаторной станцией и потащил на ближнее поле. За трактором последовал обычный пятилемешный плуг. К пробному испытанию, — догадался Андрей, — все было приготовлено заранее.
Тягач остановился под высоковольтной линией, отцепил трактор и отошел в сторону. Не прошло и трех минут, как трансформатор был включен и на приборной доске передвижной станции вспыхнули сигнальные лампочки.
Деловитая быстрота, с которой трактор подготовили к работе, тоже производила впечатление. Казалось, что новая машина освоена вполне, нет и не может быть никаких препятствий для ее действия.
Орленов невольно вспомнил старые фотографии и документы о начальных опытах с электрической пахотой. У колыбели первенца этой пахоты — электрического плуга — стоял Владимир Ильич Ленин. В те годы, когда страна прибавляла по десять—пятнадцать тысяч киловатт энергомощности в год, когда не только села, но и города освещались коптилками, мигалками и лучиной в светце, великий человек сумел увидеть будущую технику страны и нацелил учёных на поиски способов электрической обработки земли. Первый электрический плуг работал от лебедок. На испытании присутствовали руководители государства. А теперь новые конструкции появляются одна за другой, и вот он сейчас присутствует запросто при испытании новой машины, как будто это обычное явление. И Андрей проникся еще большим уважением к автору электротрактора.
Между тем трактор двинулся. Участок, как заметил Орленов, был уже вспахан дважды, очевидно, испытания происходили на одной и той же площадке. Трактор двигался легко и свободно, разматывая кабель, питавший его током. Лемеха плуга автоматически опустились на заданную глубину и выдерживали ее безукоризненно. Бесшумно работал электромотор. Все шли за трактором, с одинаковым интересом глядя на его работу, — и Орленов, видевший ее впервые, и автор конструкции, и его помощники.
Сделав борозду длинного гона и вернувшись по другой стороне поля к трансформаторной подстанции, тракторист, восседавший в своей высоко поднятой кабине с лицом бесстрастного бога, которому такие чудеса показывать не в новинку, открыл дверцу и спросил:
— Продолжать, Борис Михайлович? Улыбышев, взглянув на Орленова и увидев в его глазах просьбу, махнул рукой.
Тракторист, выглубив плуги, быстро проехал через узкий конец поля. Пристроившись к первой борозде, он опять опустил корпус плуга, и новые пласты земли пошли отваливаться налево, словно черная волна за кормой корабля. И снова все в безмолвии зашагали за машиной.
После второго гона Улыбышев на вопросительный взгляд тракториста махнул в сторону мастерской, и тракторист остановился. Сейчас же подошел тягач и увел трактор и подстанцию. Улыбышев пояснил:
— Мы стараемся не создавать излишнего шума с нашими испытаниями. И то, как ни ограничено испытательное поле, в одном из американских журналов появилась фотография нашего трактора на пахоте с довольно язвительным примечанием о том, что будто бы мы переводим всю пахоту на электричество, чтобы сберечь горючее для нападения на бедную Америку… Снимок сделан издалека и, как видно, несведущим человеком, потому что в объяснениях все перепутано. Снимал, должно быть, какой-нибудь «турист» и прямо из окна машины с шоссе, и все же такая реклама нам, прямо скажем, ни к чему… — И, заметив огорчение Орленова, добавил: — Я дам вам отчеты, там подробно описано и заактировано поведение машины на многих испытаниях. Зайдите ко мне к вечеру…
Получив отчет и бегло его просмотрев тут же, в кабинете директора, Орленов окончательно убедился,
