С миссией в ад

3

…Часовщик чуть заметно сдвигает палец вверх по нити…

Ночь. Мансарда. Оторвавшись от телескопа, Бруно подходит к столу, заваленному бумагами. Это заметки и, записанные им в разное время свои неожиданные суждения, что приходили ему в голову… Он стоя перебирает их. Вчитывается в одну, другую. Садится за стол. Придвигает под руку лист и медленно крупными буквами выводит: «Трактат о времени и затерянном писании Спасителя».

— Наконец-таки! — облегченно вздыхает Часовщик.

«Я приступаю», — отзывается, как ему кажется, на свои мысли Бруно.

Он долго смотрит на кончик гусиного пера, осеняет его крестом, обмакивает в чернила и начинает писать.

«В предлагаемом трактате я, Джордано Бруно из Нолы, с Божьего соизволения попытаюсь прикоснуться к самому таинственному и, пожалуй, основополагающему свойству мироздания — Времени. Объясню, почему я заинтересовался и занялся изучением этой не осязаемой, не обоняемой и, по сути дела, эфирной материей. Именно материей, ибо все созданное в природе Богом не может быть не материальным… Я убежден, что, познав Время, человек найдет дорогу к тайнам жизни своей и мира, которые выше всяческих наших самых невероятных фантазий. А отыскав ее, он избавится от мытарств своих, блужданий и заблуджаний, ибо придет к идеалам Создателя нашего и, овладеет ими…

Создатель терпеливо ждет этого. И я, Его раб, в которого он заложил озарение, попытаюсь всего лишь показать путь, необходимый нам для благопристойного, разумного жития…»

Бруно задумывается. Hо побежавшая легкой рысью мысль его сбивается с шага. И сбивает ее Антония.

— Можно к вам? — говорит она с порога.

— А как же, Ваше величество! Я уж не чаял дождаться вас, — соврал он, потому что только-только целиком находился во власти другой стихии, где ей места не было.

Теперь была только она. И никого и ничего другого.

Понимающе усмехнувшись, Часовщик бережно двигая пальцами, продолжал листать страницы хронокниги Ноланца.

— Ваше величество, беда! — вбежав в покои герцогини, выдохнул Чезаре, — Схватили синьора Бруно!

Камергер не стал бы врываться к ней не случись столь оглушительной неприятности, требующей обязательного и безотлагательного доклада. Чезаре знал, как ей дорог Ноланец. Как она его оберегала. И вот тебе на! Он повязан.

Антония дикой кошкой подскакивает к Чезаре.

— Как?! Где?! Кто?! — рычит она.

— В лавке… У антикварщика…

Антония знала, о ком идет речь. Это был самый богатый в Риме торговец старинной утварью. И знала она, что Джорди сегодня пойдет к нему. Вчера у этого антикварщика он обнаружил редчайшую драгоценность — кольцо царя Филиппа, которое он подарил своей жене, в день рождения сына, ставшего впоследствии известным миру, как Александр Македонский. Верней, тот сам ему показал. Джорди не мог оторвать о него глаз. Он во чтобы то ни стало решил приобрести его. Сделать Антонии царской подарок. Бруно дал задаток, пообещав торговцу прийти за ним на следующий день, с утра пораньше.

Кольцо его так поразило, что он не удержался и расскзал ей об этом. Антонии, конечно, было приятно. Правда, утром, что-то предчувствуя, она попросила его не ходить самому за кольцом, а послать кого-нибудь из слуг.

— Скажешь тоже! — возмутился он. — Чтобы твое кольцо доверить кому-то другому!? Hи за что!

А теперь…

— Ведь я ему говорила!.. Ведь говорила же… — заламывая руки, причитала герцогиня и, с ненавистью посмотрев на Чезаре, топнула ногой:

— Вон отсюда!

Камергер послушно поплелся к двери.

Нет! Стой! — приказала она.

Понурив голову, Чезаре остановился, дожидаясь ее дальнейших распоряжений.

— Кто его сопровождал? — процедила она.

— Наш Джулиано.

— Где он, этот хваленый забиянка и пройдоха? Я ему покажу!.. Какой же он тосканец?! Ко мне его!..

Джулиано, здоровенный детина, с хитрыми, как у черта глазами, ведающий охраной семьи Медичи, переминаясь с ноги на ногу, покорно ждал своей участи. Услышав гневный возглас хозяйки, он, не дожидаясь Чезаре, сам вошел в ее покои.

— Ваше величество, я виноват…

— Виноват?! — вскричала Антония и, вне себя, подскочив к тосканцу, шлепнула ладошкой его по щеке.

Шлепнула и… замерла. Ей стало не по себе. «Что я делаю? Возьми себя в руки. Негоже так распускаться», — отвернувшись от слуги, всегда рьяно выполнявшего ее приказы, она невидяще уставилась в окно.

— Как это случилось, Джулиано? — уже мягче, сквозь рвавшиеся наружу рыдания, просит она.

По-подлому, Ваше величество, — вытянувшись в струнку, докладывал тосканец. — Они нас там поджидали. Я потом догадался.

— Кто они?

— Кондотьеры прокуратора Вазари.

— Его взял Вазари? — уточняет она.

— Он, — подтверждает Джулиано, — по доносу антикварщика… Когда мы с синьором Бруно вошли в лавку, торговец попросил его подняться с ним наверх. Там, как он объяснил, лежало кольцо… Велев мне дожидаться у прилавков, синьор Бруно прошел за хозяином. Мне и в голову не приходило, что там его повяжут, а чтобы никто не видел, выведут через черный ход. Я почуствовал неладное, когда в зазор между занавесками, я увидел промелькнувшую тень торговца. Он явно прятался… Hе думал он, что я наберусь смелости подняться к нему… Я поднял его над полом и как надо тряхнул. Слугу его пришлось успокоить канделябром… Когда я тем же канделябром замахнулся на него, тут-то он мне все и выложил. Стал совать мне деньги полученные от синьора Бруно, а я заставил его отдать кольцо… Вот оно.

— Как же так, Джулиано? — рассматривая лежащий на раскрытой ладошке подарок Бруно, всхлипнула она.

— Я его проморгал, герцогиня… Я его и вызволю… У меня есть план. Только надо действовать без промедления…

4

Тосканец был прожженным плутом. Узнав, что его подопечный схвачен и увезен, он ничуть не