растерялся. Пару раз ткнув своими кувалдами по туловищу антикварщика, он вызнал у него и все остальное. И кто забрал, и место, куда его повезли…
Найти дом, где размещалась служба прокуратора Святой инквизиции, хлопот тосканцу не доставило. Его знали все римляне. Прохожие, которых он останавливал и справлялся, как ему пройти, с ужасом, смешанным с сочувствем, показывали дорогу…
Кондотьер, стоявший там на часах, сунув в карман протянутый Джулиано дукат, охотно подтвердил, что Ноланца только что привезли сюда и бросили в подвал. Из разговора со словоохотливым часовым, тосканец узнал, что наемниками прокуратора командует капитан Малатеста, который своим подчиненным недавно сказал, что за поимку Ноланца им всем причитается вознаграждение.
— Я знаю вашего капитана. Он — лигуриец, а зовут его Пьетро, — уверенно говорит Джулиано. — Никакой он не лигуриец, — возмутился кондотьер так, словно тосканец оскорбил его. — Он из Мессины, сицилианец. А имя ему не Пьетро, а Даниэелле! — и с гордостью добавил:
— Он почти мой земдяк. Я родом из Реджо ди Калабрия. Наши города смотрят друг на друга через пролив…
Общительного часового прервало донесшееся из-под арки, ведущей во двор прокураторского здания, металлическое громыхание кованых железных ворот.
— Прокуратор! — преобразившись в одно мгновение в серую неподвижную статую, прошептал кондотьер.
Джулиано отошел от него к кромке мостовой. Выехав из-под арки, карета Вазари, остановилась напротив часового. В двух шагах от тосканца. Высунувшаяся из оконца рука властно поманила к себе стоявшего на часах солдата. Ожившая тотчас же серая статуя серым псом метнулась на зов хозяина.
— Слушаю, Ваше преосвященство! — гаркнул кондотьер.
— Передай капитану я к Его святейшеству, а потом к матери. Буду завтра, — повелительно бросил Вазари и, стукнув ладонью по корпусу кареты, приказал:
— Трогай!
Часовой, опять застыв, пожирал глазами крутые зады удалявшихся сытых коней.
— К папе, а потом к маме, — пряча под завистливым восхищением, насмешку говорит Джулиано.
— Его мамаша совсем плоха… Вот-вот… — перекрестившись наемник пятерней тычет в небеса…
Оставив в покое часового, тосканец на всякий случай обошел кругом все здание. Hе обнаружив ни одной подходящей лазейки, чтобы незаметно проникнуть, он понуро поплелся восвояси. Еще бы! Герцогиня разорвет его. И поделом…
«Что же делать, о Боже? Вразуми!» — молил Джулиано. И вдруг… замер. Его как озарило. Он стукнул себя по ляжке и опрометью кинулся домой.
…Черная карета, в которой обычно перевозили особо опасных преступников, в сопровождении семи бравых всадников, с грохотом мчавшихся по мостовой, остановилась у кованых ворот арки прокураторского здания.
— Именем Его святейшества! Отворяй! — зло кричит стоявшему за воротами кондотьеру, всадник, возглавлявший всю эту грозную процессию, и тем же повелительным тоном добавляет:
— Малатесту ко мне!
Малатеста вырос как из-под земли.
— Я капитан гвардии Его святейшества папы Климента восьмого — Чьеко Висконти! — представляется сердитый всадник. — Именем Его святейшества тебе велено выдать мне богомерзкого Ноланца.
— Hо прокуратора нет, господин капитан, — растерявшись от натиска гвардейца, мямлит Малатеста.
— Его преосвященство прокуратор Вазари это предвидел и велел тебе передать: «Скажи мессинцу, пускай не мешкает! Я спешу к матери!»
«Мессинец» и желание прокуратора оказаться как можно скорей у материнского одра сработали как пароль.
— Отворите ворота! — орет Малатеста, а потом приказывает:
— Привести Ноланца!
— Капитан, приведите его с завязанными глазами, — тоном не терпящим возражения велит ему Чьеко Висконти.
Проходят считанные минуты. Кованые ворота вновь открываются. Из мрачного их зева на мостовую в сопровождении семи всадников, как ошпаренная, вылетает черная карета. Она мчится во весь опор. Мчится вон из города… Полчаса спустя, суровый и злой капитан гвардейцев Чьеко Висконти приказывает остановиться.
— Получилось! — кричит он.
— Получилось! — размахивая саблями, ликуют всадники.
— Выводите его! — спешившись с лошади, велит капитан Висконти.
— Чезаре?!.. Это вы?!.. — ничего еще не понимая, затравленно озирается Ноланец.
Потом, все сообразив, он обнимает камергера.
— Hе меня надо благодарить, синьор Бруно, а герцогиню и вон того парня, — гвардейский капитан указывает на Джулиано, что стоит у поджидавшей их шикарной бордовой коляски, запряженной норовистыми скакунами.
— Это его план, — говорит Чезаре. — Это он придумал… А теперь, синьор Бруно, полным аллюром в Тоскану!..
Глава пятая
В УРОЧИЩЕ ТИБЕТА
1
Часовщик связывается с Пепельным:
— Принесите мне нимб, что лежит в тумбочке моего стола. Я у нашего гостя.
Пепельный в недоумении: c чего бы это шефу понадибился трехъярусный нимб?.. Он им никогда не пользовался. Во всяком случае, Пепельный этого не видел. А он здесь, без малого, десять лет…
Все работники возглавляемой Часовщиком службы, как правило, пользуются простыми и, в редких случаях, по разрешению шефа, двухъярусными нимбами. Hа Часовщике всегда двухъярусный. Ему не просто положено его носить, он и обязан это делать и, как обладатель его, и, как патрон одной из Вселенных… А вот с трехъярусными дело посложнее. Ими в ВКМ удостаиваются избранные из избранных. Их не более пяти десятков. Технические возможности трехъярусного практически безграничны. С ним можно все. Сидя на одном месте, можно вживую общаться с коллегами, находящимися за миллионы парсеков от тебя — свободно хлопать по плечу, искупаться в их море, откушать чего-нибудь эдакого, что землянам и не снилось, пропустить одну-другую рюмашку хмельного напитка жителей других миров… С двухъярусным можно делать все то же, но в пределах своей галактики… А с одноярусным — только оставаться невидимым для мыслящих особей, которые опекаются службой Часовщика, и свободно перемещаться по своей звездной системе.
Пепельный не решается спросить шефа, для чего ему нужен затребованный им нимб. Во-первых, не принято. Во-вторых, если сочтет нужным — скажет сам.
Часовщик просит поставить нимб на стол и как бы мимоходом спрашивает:
— Где стажер Логик?
— Взял с вашего разрешения двухъярусный и… гуляет по звездам.
— Hе гуляет, а исследует, — поправляет шеф.