Часовщик.
— Мне жалко деда, Ваша честь.
— Полно! Он же сам тебе сказал: «У меня все в порядке»… Возьми себя в руки. Сейчас к тебе подлетит Пепельный. У него несколько интересных задач. Он тебя введет в курс дела. Подумайте над ними.
— Слушаюсь, Ваша честь.
Отключившись от стажера, Часовщик связался с Главным патрульным и приказал ему лететь к Логику.
— Погуляй с ним пару часиков, — просит он, — позадавай задачек.
— Нет проблем, Ваша честь.
— Да, — останавливается он его, — практиканту не следует знать, что я пользовался трехъярусным нимбом.
— Незачем, конечно, — отзывается Пепельный.
Наступила тишина. Первым ее нарушил Просветитель.
— Спасибо, Часовщик.
— Ерунда, Ваша честь, — пожимая протянутую руку, он спрашивает:
— Отдохнете? Или сразу выйдем на запланированную вами встречу с Мастером Спасителем?
— Откладывать, коллега, причин никаких нет.
— Конечно нет, дружище! — раздается возглас внезапно появившегося в комнате Спасителя.
— Вы уж извините за непрошенное вторжение. Hе выдержал, — обнимая Просветителя говорит он.
— Мне самому нетерпелось увидеть тебя. Hо… сюрприз…
— Понравился?
— Еще бы! Hе сюрпиз, а поцелуй в сердце, — поглаживает грудь Просветитель.
— Между прочим, в мою командировку с миссией Христа, мне тоже сделали подарок…
— Что-то не припомню, — говорит Просветитель.
— Ты тогда нас не курировал.
Часовщик пытается незаметно уйти. Разговор между ними, помимо дружеских воспоминаний, мог носить конфиденциальный характер. Hе для его ушей. Hо мастера не дали ему этого сделать.
— Просветитель, правда, не красиво, когда хозяин оставляет гостей, — подмигивая, шутит Спаситель.
— А на что ему сдались старые перечники? — подхватыает шутку друга Просветитель.
— Признаться, — смешавшись, объясняет Часовщик, — не хотел мешать.
— Ты патрон вселенной, коллега. Кому, как не тебе, знать о нашем разговоре? Тебе же отслеживать, как он проводится в жизнь. — замечает Спаситель.
— Мне, коллега, — не спорит Часовщик, усаживаясь в свободное кресло.
— Hу что это был за подарок? — возвращаясь к прерванному разговору, спрашивает Просветитель.
— Вообще-то, — задумывается Спаситель, — в моем случае, если разбираться, не понятно, кто выступал в роли презента.
— Часовщик, тоже не знавший этой истории, покосился в его сторону: мол, как это?
— Очень просто, патрон вселенной… У него, у твоего Ноланца, встреча была здесь, почти дома. У меня же, известного в нынешней твоей епархии под именем Галилеянин, она была там, на Земле.
— Тогда я был студентом. Мне и в голову не могло прийти, что когда-нибудь мир этот окажется под моим началом, — словно оправдываясь, всплеснул руками Часовщик.
3
Часовщик смотрит на Спасителя и, невольно прыснув, качает головой. Тот во весь рост расхаживал по комнате в образе Христа. Выглядел точь-в-точь таким, каким нынешний патрон Вселенной видел его в учебных видеозаписях и на многочисленных иллюстрациях книжных изданий. Часовщику интересно, как отреагировал на его превращение Просветитель. И какого же было его удивление, когда оглянувшись, он столкнулся с хорошо знакомой ему озорной улыбкой Ноланца.
— У меня нет слов! — восклицает он, догадываясь, что Мастера сделали это для того, чтобы его не сковывал их высокий статус в ВКМ.
И это возымело. Закинув свободно ногу на ногу, Часовщик непринужденно и почти с нескрываемой нетерпеливостью спросил:
— Ваша честь, Галилеянин, в качестве презента, все-таки были вы или…
— Скорее, коллега — «или»… Я встретился с мамой. Она тоже находилась на Земле. Тоже с миссией… Hа Тибете.
— Жена Далай Ламы ваша… — задохнулся пораженный Часовщик. — Да, Окаема — моя мама, — говорит Галилеянин.
Просветитель это знал. Он знал больше. Знал, что на ВКМ Окаема была единственной женщиной, занимавшейся исследованием проблемы времени. Будучи студентом Высшей Школы Удостоенных., ему не раз приходилось слушать ее лекции по этой дисциплине. Все знали: ее конек — технология перемещения в Пространстве-Времени. Им Окаема владела виртуозно. А что касается влияния времени на поведенческие реакции землян и мыслящих других начальных планет, все изыскания лучших умов ВКМ в этой области заводили в тупик. Эта проблема еще долго мучила ученых. Это потом студент Пытливый потряс аеропаг ученых своим открытием личного поля времени в каждом из субъектов, проживающих в начальных и промежуточных планетах. За это открытие он был удостоен сразу высшей ученой степени с правом обладания двухъярусным нимбом… А до этого на начальные планеты, где обитают разумные, в том числе и на Землю, один за другим посылались маститые специалисты, чтобы наконец установить причину их неразумного бытия. Отправили и ее, Окаему, настоящую, вэкаэмовскую мать Спасителя.
Она стала женой Далай Ламы. Практически она была Далай Ламой. Умный верховный жрец Тибета, покоренный необыкновенными познаниями своей супруги, разработавшей механизм мгновенного перемещения в простанстве, ограниченным Тибетским нагорьем, фактически уступил ей власть, доставшуюся ему по наследству. Правда, внешне это не бросалось в глаза. Окаема всегда подчеркивала верховенство Далай Ламы и делала все, чтобы не ущемить достоинства святейшего жреца ни в его собственных глазах, ни тем более в глазах окружающих.
Слава о Далай Ламе как о человеке общающимся с миром Всевышнего растекалась по всей Земле. Пилигримы, посещающие храм Далай Ламы, рассказывали невероятные вещи. О чудесных исцелениях и о том, как, находясь там, вдали от родных очагов, они могли видеть своих родных. Hа удивление домочадцев и близких им людей, они до деталей описывали события, которые происходили, пока они здесь отсутствовали. Приводили такие подробности, какие мог наблюдать лишь очевидец…
Все это Просветитель знал. Знал он и то, что Окаема по прибытии в ВКМ сделала доклад, вывод которого сводился к одному: «Давать людям знания о времени в ближайшее обозримое будущее — нельзя. Для этого либо нам их следует сделать лучше, либо дожидаться, когда они сами изменятся к лучшему. Последнее, думаю, вряд ли выполнимо…»
Hе знал Просветитель только того, что в земной своей командировке Окаема виделась со своим сыном. Встречу эту, безусловно, санкционировали свыше. О ней он мог не знать потому что тогда не входил в число избранных.
…Это произошло незадолго до его распятия. После того, как он в очередной раз послушал паломника, вернувшегося из Тибета. Он не мог самому себе вразумительно объяснить: почему из всех странников, домогавшихся встречи с ним, он выделял и принимал тех, кто побывал в урочищах Тибета. Может, потому, что их было раз-два и обчелся, и еще потому, что ему хотелось сличая рассказы пилигримов определить: правда ли все, о чем они говорят, или вымысел? А может, по какой другой причине… Как бы там ни было, непонятная сила, сидящая в нем, по-страшному тянула его и к этим людям, и к этой загадочной стране. Ему
